«Должен же наступить какой-то просвет в полосе неудач, – думал он. – Ведь закон усреднения явно против злого рока, который постоянно преследовал группу с самого момента высадки на остров. Это просто справедливо,
– повторял он себе вновь и вновь. – Просто справедливо, что, наконец, они здесь».
Но произошло так, что переход из темной долины, где остался один Стивенс, остался на верную смерть, переход в ветхий домишко, старый, скособоченный, приютившийся на восточной стороне городской площади Наварона, был так скор, так легок, что не доставил Меллори чувства облегчения, ибо лежал вне его понимания.
В первые четверть часа им, правда, пришлось не так и легко, вспомнилось Меллори. Только они вошли в пещеру
– раненая нога подвела Панаиса. Грек свалился. Ему было туговато, подумал тогда Меллори. Он видел неумело забинтованную ногу Панаиса, но полутьма скрывала лицо грека. Узнать меру страданий раненого было невозможно.
Панаис просил бросить его. Говорил, что задержит солдат альпенкорпуса, когда немцы преодолеют сопротивление
Стивенса. Но Меллори грубо прервал грека и отказал ему.
Он твердо заявил, что Панаис слишком ценен, чтобы бросать его. И добавил: сомнительно, чтобы немцы нашли именно эту пещеру среди десятка других. Меллори не хотелось говорить с раненым в резком тоне. Однако времени на ласковые увещевания не имелось. Панаис это почувствовал и больше не настаивал. Он не возражал даже, когда
Меллори и Андреа подняли его и помогли прохромать через пещеру. Меллори тогда отметил, что хромота грека была совсем незаметна. То ли из-за их помощи, то ли оттого, что убедился Панаис в невозможности убить еще пару немцев, а потому у него не оставалось причин преувеличивать свою боль.
Едва они вышли из пещеры по другую сторону горы,
едва стали спускаться по заросшему деревьями склону к морю, как Лука жестом приказал всем затихнуть. Меллори одновременно с ним услышал тихий гортанный звук голосов и скрип сапог по гравию, приближающийся к ним.
Группа надежно укрылась в зарослях карликовых деревьев.
Затаилась. Но тут же Меллори чуть не вскрикнул с досады.
Он выругался про себя, услышав сзади приглушенный стон и падение тела, и вернулся назад. Панаис лежал на земле без сознания. Миллер, шедший вместе с греком, объяснил
Меллори, что все произошло случайно, что Панаис налетел на него и ударился толовой о камни. Миллер якобы не мог ничем помочь раненому. Меллори наклонился над лежащим, мелькнуло подозрение: грек такой отъявленный головорез, что способен изобразить несчастный случай, лишь бы получить возможность лишний раз взять на мушку винтовки еще несколько немцев. . Но здесь-то никакого притворства: рваная рана повыше виска была слишком наглядным доказательством.
Немецкий патруль с шумом и разговорами прошел мимо, буквально в нескольких ярдах от них, и скрылся.
Голоса затихли. Лука покачал головой. Ясно, что комендант предпринимает отчаянные попытки блокировать все выходы из Чертовой песочницы. Меллори же считал, что это едва ли так, но спорить не стал. Через пять минут они миновали долину, а еще через пять минут дошли до береговой дороги, где утихомирили двух часовых. Со связанных немцев сняли форму, каски и оружие, а их самих занесли подальше в кусты, чтобы с дороги не заметили сразу.
В Наварон они проникли до смешного легко, но это было и понятно, ибо немцы совсем не ожидали их здесь.
Лука и Меллори, одетые в немецкую форму, расположились в кабине грузовика. Грек занял водительское место.
Вел он автомобиль мастерски, что было чрезвычайной редкостью для жителя заброшенного эгейского острова.
Меллори чуть было не приписал его искусство мистическим силам, но Лука напомнил, что долгое время был личным шофером Эжена Влакоса. До города доехали минут за двенадцать. Лука не только отлично управлялся с автомобилем, но и хорошо знал дорогу, поэтому мог позволить выжать из мощной машины максимальную скорость. Причем надо заметить, что машина шла с выключенными фарами по горной дороге со множеством поворотов.
Несмотря на это, стремительная поездка обошлась без происшествий. Они проскочили мимо нескольких грузовиков, а в двух милях от города встретили отряд из двадцати солдат, построенных в колонну по два. Лука притормозил. Было бы в высшей степени подозрительным увеличивать скорость, угрожая жизни шагавших немцев.
Поэтому Лука включил мощные фары, ослепившие солдат, и громко засигналил. А Меллори, высунувшись из окна кабинки, обругал их на безупречном немецком языке, приказав убираться с дороги к чертям собачьим. Немцы так и сделали, а унтер-офицер приветствовал машину вытянутой вверх рукой.