Полет цикады

— В духоте, суете, нервозности? Вы на самом деле так думаете?

Целитель ответил прямым взглядом:

— В Храме достаточно спокойно. А духоту разгонят маги.

— И все-таки я останусь здесь. Дорога опасна, я не хочу рисковать.

А Эйр переводил взгляд с целителя на любимую и молчал. Анна тут же заподозрила неладное:

— Плохие новости?

— Главная плохая новость — это то, что Наири может потерять ребенка. Все остальное...

Но отшутиться ему не удалось. Под напором рораг признался: несмотря на запрет, королю доложили о случившемся. И именно он отдал приказ уговорить Анну вернуться.

— Я не хочу, — она на самом деле расстроилась. Здесь, в деревянном Храме, покрытом резьбой и росписью, было уютно и спокойно.

— Значит, оставайся здесь. Кто осмелиться приказывать Наири, да еще когда она в положении? Только вот... — он замялся.

— Что? — тут же встревожилась Анна.

— Кое-в чем этот маг прав. В Храме Неба и Облаков больше возможностей. И безопаснее. Если ты разрешишь усилить охрану, я что-нибудь придумаю.

Анна кивнула:

— Можешь сюда хоть всю армию привести. Только постарайся, чтобы они мне на глаза не попадались, хорошо? А я сделаю вид, что не знаю. Так мне будет легче.

Искусством самообмана Анна овладела почти в совершенстве. Тонкие стены, резные двери, вечно распахнутые окна создавали иллюзию уединения. Если не знать, что за ними притаились сотни готовых услужить Наири, рорагов, фрейлин, рабов... Храм Неба послужил хорошей школой.

Навыки пригодились, когда окрестности заполонили рораги. Вместе с ними прибыли еще целители, их помощники и слуги. А так же целая армия нянек и претенденток в кормилицы.

При виде последних у Анны началась истерика:

— Вы что, хотите у меня ребенка забрать? Я сама буду кормить!

Эйр выглядел растерянным, ему на помощь поспешил Тайкан:

— Наири, ваши предшественницы никогда сами не занимались воспитанием детей. Разве что наследниц несколько раз прикладывали к груди. Но если вы желаете сами...

— Желаю! — голос Анны не предвещал ничего хорошего тому, кто осмелиться спорить.

И всех беременных отправили восвояси. Правда, целители попытались уговорить оставить хоть одну:

— Если у Наири не будет молока...

— Тогда и поговорим! А пока рано! Еще и трех месяцев малышу нет!

Но остальные предписания Анна выполняла, как самый примерный пациент. Подставляла тело под иглы, пил по часам лекарства, какими бы противными они не были, ела, что давали, даже если её воротило от одного вида поданного блюда. И терпеливо проводила целые дни в кровати: целители пришли к выводу, что движение лучше ограничить. Правда, совсем обездвиживать Анну не стали: минимальная физическая нагрузка была необходима.

Анна облюбовала беседку. В неё поставили кровать и все необходимое, превратив в спальню на открытом воздухе. Анна целыми днями любовалась небом, разглядывала облака, слушала шум деревьев. Или дождя, когда приходило его время.

Было так уютно лежать на плече Эйра, смотреть, как темнеет от влаги хвоя, как текут с крыши ручейки, как вспенивается поверхность крохотного прудика, чьи берега поросли кустиками черники. Она уже отцвела, и в листве виднелись твердые зеленые горошины ягод.

Но ясных дней было больше. Когда Анне разрешали вставать, она выбиралась на кипрейную поляну. До места её доставляли в носилках, да и там не особо позволяли ходить. Эйр и Тайкан бдительно следили, чтобы Наири не сделала лишнего движения а Хон... Некогда союзник превратился в самого сурового цербера. Анне казалось, что дай ему волю, он и кормить её будет с ложечки, лишь бы не шевелилась.

Но, несмотря на время от времени вспыхивающее раздражение, Анна понимала: это ради неё. И ребенка. Вся Эстрайя боялась потерять младенца, а вместе с ним и Наири. Но только этим троим было страшно по настоящему. Только эти трое боялись смерти не Наири, а Анны.

И она прощала им почти все. Лежала на подушках в шатре, дышала свежим воздухом, любовалась на окружающий пейзаж... А он менялся с каждым днем.

Осень уже обратила взгляд на Север. Деревья еще зеленели, но в листве осин проявилась та неуловимая желтизна, что очень скоро окрасит их в лимонный цвет. Покраснели рябиновые гроздья, и на фоне темной густоты хвои тут и там виделся едва проступающий багрянец.

Но сильнее всего менялась тундра. Она напоминала палитру, на которую художник долго выдавливал самые яркие краски, не заботясь о том, смешаются ли они, или так и останутся отдельными пятнами. Это буйство объединил серый гранит. Как он, как основа всего. Неизменный, холодный.... и красивый в своей неповторимой фактуре.

И все же лето не уступало. Позволив осени раскрасить окружающее, оно не уступило главного — погоды. Теплые дни длились и длились, только вот ночи стали темнее — полярный день подошел к концу.

— Зимой здесь почти нет солнца, — рассказывал Тайкан. Снег, ветер и темнота. И — северное сияние. Наири, вам обязательно следует приехать сюда зимой, в самые морозы. Поверьте, ничего прекраснее вы не видели.