Полет Пустельги

— Это по-американски, — заметила Елена, — за океаном тоже любят мясное, но стремятся беречь свое здоровье, поглощая множество овощей и зелени.

По-моему, больше всех были довольны дети. Инге, поддавшись общему энтузиазму сына и дочери Ганфштенглей, с удовольствием уничтожала хрустящую капусту и редис. На первое подали баварский гороховый суп-пюре с постной свининой, а на второе — жареного лосося с шампиньонами. В конце обеда Доррит сказала:

— У вас прекрасная коллекция картин.

— Это в основном хорошие копии, — заметил Ганфштенгль, — на большее у нас пока не хватает средств. Но вот немцы да, это подлинники.

Он подошел к пейзажу, написанному в стиле постимпрессионизма.

— Вот, поглядите. Это фон Штюк. Мило, не правда ли? А вот эта, — он указал на картину с изображением улицы Мюнхена в дождливую погоду, — вам никого не напоминает?

— Тулуз-Лотрек, — неуверенно ответила Доррит.

— Вы абсолютно правы! — обрадовался Ганфштенгль, — Только это Олаф Гульбрансон, ученик и последователь Лотрека. Он, кстати, еще и замечательный карикатурист. Пойдемте, покажу вам кое-что.

Он привел нас в свой кабинет, на правой стене которого в небольших рамках под стеклом висело несколько карандашных рисунков-каррикатур, изображавших кайзера Вильгельма, генералов Гинденбурга и Людендорфа.

Я весело заметил:

— В годы войны за такое кощунство вам светило бы как минимум года три тюрьмы.

Ганфштенгль расхохотался.

— Вы правы, Ганс. Но Гульбрансон рисовал это в Швеции. А вот, когда он провозил их через границу, было это по его словам в двадцатом году, германские таможенники в Гамбурге умирали со смеху.

Женщины помогали служанке убирать посуду, дети умчались в сад. Эрнст предложил до десерта выпить по рюмочке коньяка и выкурить по сигаре. Мы разместились в его кабинете. Не договариваясь, перешли на имена, но обращались только на «вы». Я, кстати, давно заметил, что Гитлер тоже был со всеми на «вы», даже с шоферами, охранниками и адъютантами. Я спросил:

— Эрнст, как вы оказались в ближайшем окружении фюрера?

— А я уже вам говорил, из чувства любопытства. Однажды побывав в двадцать первом году на собрании, где выступал Гитлер, мне показалось, что на фоне всех этих скучных и замшелых монархистов-сепаратистов, крикливых фигляров-коммунистов, нудных либеральных фантазеров нашелся веселый парень. Голова его, конечно, была напичкана всякой сумасбродной эклектикой, приобретенной на лекциях профессора Хаусхофера, но он единственный говорил понятные и близкие всем немцам слова. О преступном Версальском договоре, о национальной идее, о необходимости борьбы за восстановление величия Германии, о голоде и безработице, о нищете и национальном унижении.

Я вспомнил, что сам переживал когда-то те же чувства, впервые побывав на собрании с участием Гитлера, на лекциях Хаусхофера. Я хорошо понимал Ганфштенгля и слушал его, не перебивая.

— Я как-то подошел к нему, представился и прямо заявил, что согласен с ним на девяносто пять процентов. Гитлер рассмеялся. Он выразился примерно в том духе, что оставшиеся пять процентов никогда не смогут стать препятствием для установления нашего взаимного сотрудничества. Так все и началось. Я помогал ему налаживать связи в среде мюнхенской интеллигенции, монархистов, банкиров, крупных промышленников и торговцев, с кем был знаком лично или кто помнил и уважал моего отца. Фюрер неоднократно бывал у нас с Еленой в гостях на Генцштрассе. Он был страстным читателем и буквально проглатывал книги из моей библиотеки о Фридрихе Великом, Наполеоне, Робеспьере, Сен-Жюсте, зачитывал до дыр Клаузевица и Мольтке. Кроме того, он ужасный сладкоежка. Любимые его австрийские пирожные с взбитыми сливками, которые Елена покупала к кофе и чаю, он поглощал десятками. У нас бывали и первые его сторонники, стоявшие у основания НСДАП. Среди них Антон Дрекслер, рабочий кузнец, честный и непосредственный человек, истинный основатель партии; Дитрих Эккарт, поэт, публицист и известный переводчик, очень образованный человек, так рано ушедший из жизни; Герман Эссер, бывший коммунист, шалопай и бабник, но бывший лучшим после Гитлера оратором партии. Эти ребята на дух не переносили чуть позднее примкнувших к Гитлеру Хауга, Морица, Ульриха Графа, Амана. И просто ненавидели Розенберга, Гесса, Рема, Геббельса, Гиммлера. В двадцать третьем году я купил хороший дом в Уффинге, рядом с маминой фермой. Именно там прятался Гитлер в ночь после «пивного путча». Кто-то выдал нас. Мне пришлось бежать в Австрию, а Гитлера арестовали. Кстати, Гесс в Австрии рассказал мне, что прятался у вас. И хотя я его предостерегал не возвращаться, он, обуреваемый необузданным честолюбием, вернулся в Мюнхен, и сразу был отправлен в Ландберг, в компанию к Гитлеру, где они и настрочили эту белиберду под громким названием «Майн кампф». Господи! Ну, надо же было такое насочинять! Знаете, после выхода из печати этого «шедевра» в партии произошел раскол, тысячи рядовых членов от стыда вышли из ее рядов.