Полет Пустельги

— Наши семьи, — улыбаясь, ответил он и на прощание помахал рукой.

Берлин. 10 мая 1945 года

Кети Хойзерман была очень привлекательной молодой женщиной, высокой, стройной. Ухоженное лицо, красивые руки, модное синее пальто, дорогие туфли на невысоком каблуке, — все говорило о ее достатке. Выглядела она испуганной. Увидев доктора Брука, бросилась к нему, обняла и заплакала. Старый доктор, гладил ее по голове, успокаивал:

— Кетхен, русские офицеры ничего дурного тебе не сделают. Им нужна твоя помощь.

Савельев поблагодарил Брука и приказал старшине Кулешову проводить доктора. Хойзерман отошла к дальнему окну и затравленно наблюдала за офицерами.

— Фрейлейн Хойзерман, — через переводчика обратился к ней Савельев, — вы работали у профессора Блашке?

— Да, с тридцать седьмого года.

— Почему вы не уехали с профессором в Берхтесгаден?

— В середине апреля я получила письмо от своего жениха. Он унтер-офицер, фельдшер, служил тогда или в Норвегии, или в Дании. Он писал, что война скоро закончится, и мы встретимся. Как я могла уехать? Мы бы тогда не нашли друг друга.

— В этом кабинете вы с профессором лечили Гитлера и Еву Браун?

Хойзерман успокоилась, села в большое кожаное кресло. Напротив нее устроились в таких же креслах офицеры.

— Да, все наиболее сложные операции мы проводили здесь. Кабинет в рейхсканцелярии был менее удобен и не имел всех необходимых инструментов.

— В этом кабинете имеется история болезни Гитлера и Евы Браун? — со слабой надеждой спросил Савельев.

— Конечно. Сейчас поищу, — она легко поднялась, открыла металлический шкаф с картотекой и, быстро перебрав множество карточек, вынула из коробки два формуляра, передала их Савельеву.

Затаив дыхание, подполковник полистал достаточно пухлые истории болезни, но не обнаружил в них рентгеновских снимков.

— Скажите, фрёйлейн, а где хранились рентгеновские снимки?

Кети Хойзерман на минуту задумалась.

— Недавно господину Гитлеру изготовили новые коронки, — медленно говорила она, что-то вспоминая, — но надеть их не успели. Может быть, снимки находятся в рейхсканцелярии. Да, видимо, там, в стоматологическом кабинете.

Савельев поднялся, дал знак переводчику собираться и, как можно мягче, сказал Хойзерман:

— Фрейлейн, нам с вами придется проехать в рейхсканцелярию, — он указал на дверь.

Ехали по разбитой Вильгельмштрассе вдоль старого здания рейхсканцелярии, повернули направо, на Фоссштрассе, остановились невдалеке от центрального входа в новую рейхсканцелярию. Там, в бомбоубежище под Мраморной галереей и огромным холлом, по словам Хойзерман, находился стоматологический кабинет. Часовой в форме пограничника категорически отказался впускать в здание, потребовав специальный пропуск. Савельеву некогда было заниматься получением пропуска. Он поднес к лицу солдата служебное удостоверение и сказал с наигранной угрозой:

— Боец! Если ты немедленно не пропустишь старшего офицера военной контрразведки Смерш и сопровождающих его лиц, трибунал тебе обеспечен.

Боец сдался. Встал по стойке смирно, отвернул лицо в сторону от офицеров, будто их не замечая вовсе.

В бункере электричество отключили. Два маленьких фонарика позволяли осторожно, шаг за шагом, двигаться по мрачным и сырым лабиринтам вслед за Кети Хойзерман. Вошли в крохотную комнатушку, где стояли зубоврачебное кресло, стул, стол, тумбочка, узкий металлический шкаф. Савельев и Хойзерман стали искать в столе, в шкафу с картотекой, в тумбочке. Наконец Хойзерман вскрикнула:

— Нашла! Вот они. Слава богу!

Она выложила на стол плотный пакет, достала из него рентгеновские снимки и две золотые коронки. Савельев устало опустился в зубоврачебное кресло, закрыл глаза. «Только бы все сошлось, — подумал он. — Только бы склеилось». Кто-то потрепал его по плечу. Он открыл глаза. Хойзерман и Иванов склонились над ним. Иванов с тревогой в голосе спросил:

— Товарищ подполковник, вам не плохо?

Савельев поднялся, одернул гимнастерку, поправил портупею и кобуру.

— Мне очень хорошо, лейтенант. Мне просто очень хорошо. Пошли наверх.

Они услышали шаги, гулко отдававшиеся в пустых коридорах фюрербункера. Кто-то с фонариками шел им навстречу.

— Стоять! — услышали они резкую команду. — Выключить фонарики!

К ним подошла группа военных во главе с майором НКВД. Несколько бойцов встали за его спиной и направили автоматы в сторону контрразведчиков. Мощный свет американских штурмовых фонарей слепил глаза.

— Предъявите документы! Оружие медленно положите на пол, — командовал майор.

Савельев поднял правую руку, давая понять Иванову, чтобы тот не предпринимал никаких действий.

— Товарищ майор, представьтесь, пожалуйста, — с максимальной корректностью попросил он.

— Дежурный районного отдела НКВД центрального сектора Берлина майор Попелюшко. Предъявите документы, — повторил майор.

Савельев протянул ему свое удостоверение.