Похищение Европы

Встал Береславский очень рано – аж в девять часов. Как всегда утром, был хмур и сосредоточен. С отвращением побрился – на судне он не часто утруждал себя подобной процедурой, но в данном случае считал это необходимым. Завтракать не пошел, что также было для него нехарактерно. К половине десятого, будучи уже в полной боевой форме – и, в частности, сменив джинсы на неброский, но дорогой костюм, – залез на свой наблюдательный пост на верхней палубе.

Как и положено на наблюдательном посту, он имел с собой оптический инструмент: прикупленную в Лондоне здоровенную черную подзорную трубу. Труба телескопически раздвигалась, обеспечивая наблюдателю высокие степени увеличения при достаточно большом угле обзора. Его, конечно, явно не хватало для слежения за, скажем, самолетом. Но Ефим и не собирался следить за самолетом.

Прикрыв ладонью линзу от солнца – чтоб меньше бликовала, – он увлеченно рассматривал портовый контрольно-пропускной пункт. Видно было не ахти, но через десять минут наблюдения Ефим сумел сделать кое-какие важные выводы.

А именно: магнитометрической рамки на выходе не было. Досматривали туристов редко – может, одного из десяти – и не досконально. И наконец, что более всего обрадовало наблюдателя, женщин досматривали в среднем реже, чем мужчин, белых – реже, чем смуглых, и пожилых – реже, чем молодых.

Итого, с удовлетворением отметил Ефим, на этом посту риск досмотра пожилой белой женщины – минимален. По крайней мере – на выходе. На входе вполне может стоять магнитная рама, но на вход Береславский уже ничего не собирался проносить тайно.

На выход же – собирался. И не что-нибудь, а пистолет, переданный ему Мусой: почти килограммовый вороненый «браунинг хай-пауэр», тринадцатизарядную – под парабеллумовский патрон – игрушку, проверенную более чем полувековой боевой практикой. Его должна была вынести Людмила Петровна Евстигнеева, и это единственное, что сильно смущало и Береславского, и Агуреева.

Они бы никогда не додумались привлечь к столь рискованному делу старуху, если бы не она сама.

Еще позавчера Евстигнеева подошла к Береславскому и огорошила его вопросом:

– А как вы обойдете Ла-Корунью? Мне матросики сказали, что нашему кораблю туда надо заходить обязательно.

– А почему нам надо ее обходить? – с наигранным недоумением спросил Ефим.

– Ефимчик, дорогой, – улыбнулась бабуля, – ты же сам назвал меня мисс Марпл!

Ефим смутился: назвать-то назвал – в ответ на Дени де Вито, – но не думал, что его престарелой подруге известно авторство.

– Я давно поняла, что вы скрываетесь! – нахмурила брови Людмила Петровна. – Точнее – твой Агуреев скрывается. Он только в Амстердаме нос и высунул. Что, не так?

– Без комментариев, – невозмутимо ответил Береславский.

– Слушай, в Ла-Корунье они вас точно достанут. Так что прячьтесь получше, – съязвила старуха.

– А что вы предлагаете? – огрызнулся Ефим.

Старушка раскрыла рот, и Береславский потрясенно услышал свой собственный план ловли гадов на живца.

– У вас же наверняка есть волыны, – с легкостью произнесла устарелое жаргонное словцо бывшая учительница.

– На борту много чего может быть, – задумчиво сказал Ефим. – Но вряд ли гости придут на борт.

– А я вынесу вам стволы, – просто сказала Людмила Петровна.

– Что-о? – взвыл Береславский. – Вы хоть соображаете, что говорите? И чем рискуете?

– Да ничем я уже не рискую, – печально начала бывшая зэчка и осеклась: как будто собиралась что-то рассказать, да передумала. – Я свое уже отрисковала, сынок. И не посадят меня: схватила старуха случайно не ту сумку – я ж не в ридикюле своем понесу. Там ни одной вещи моей не будет, только мужские.

– Нет, – сказал Ефим. – И высуньте свой нос из этой ситуации. Она не… – Береславский замялся, подыскивая слово помягче.

– Не для старух? – усмехнувшись, закончила за него Людмила Петровна. – Ефимчик, милый! У меня целую жизнь украли! Неужели ты думаешь, что страх возьмет за куцый остаток? Да и не рискую я ничем, – еще раз повторила она, убедительно аргументируя свои слова. – Нас на выходе ни в одном порту не шмонали. Да и на входе не часто. В Лондоне собаку туда-сюда носили – и ничего.

– Ствол – не собака, – угрюмо сказал Ефим. – За него не в карантин сажают.

– Во-первых, не факт, что посадят, – упорствовала Евстигнеева. – Во-вторых, я не слишком боюсь испанской посадки. И в-третьих, меня никто не остановит, вы это сами прекрасно понимаете. Я не представляю интереса для пограничников и таможенников. К сожалению, – огорченно добавила она.

Ефим и сам прекрасно понимал, что Людмила Петровна права: риск – минимален. Но не мог переступить некую черту, за которой он будет вынужден взять на себя ответственность за ее дальнейшую судьбу.

– Послушай, Ефимчик! – взывала к логике Евстигнеева. – Ну ничего мне не будет! Даже если ты меня заложишь, – не удержалась от укола она. – Смотри, полпарохода ходит с пакетами «Кодак»! – Это было правдой, все туристы активно фотографировали и носили пленки на обработку. – И у меня такой же! Ну схватила старуха на палубе чужой пакет! Подержат и отпустят. Умысла-то – нет.

* * *