Муса не раз прятал русских – и не только русских – в своем доме, пока несчастные не договаривались о путях относительно безопасной эвакуации. Неделю скрывалась у него престарелая тетка Агуреева, которую звали, как героиню старого произведения, Агафьей Тихоновной. В Грозном родилась она сама, ее отец и ее дети, а теперь бабке пришлось прятаться чуть ли не в погребе, как партизанам при немцах: ее буквально затерроризировал молодой сосед-чеченец, требовавший от нее фамильного золота.
Муса спасал старуху бескорыстно. Ни о каком вознаграждении и речи быть не могло. Но в жизни, как и в сказках, зло и добро возвращаются к их сотворившему. Вопрос только в том, как скоро.
Когда Мусе пришлось спасаться самому, в Москве ему помогал доселе неведомый старухин племянник Николай. Но это было гораздо позже.
А пока события шли своим чередом. Не прошло и пары лет, как из нечеченцев остались только те, кому бежать было некуда и не к кому. А бандитам, оставшимся без легкой добычи, пришлось заняться соотечественниками, благо бандиты – националисты нестойкие: попался свой – за хорошие деньги можно грохнуть и своего.
Это случилось в конце 93-го. Муса уже давно не летал в Салехард, перебиваясь случайными заработками. В Россию, куда звали многие уехавшие коллеги, так и не выбрался. По ряду соображений. Считал, что в трудные годы надо быть со своей Родиной. Надеялся, что скоро накипь схлынет и свободной Ичкерии понадобятся образованные труженики. Но самое главное – так трудно было срываться в неведомое из своего ухоженного, богатого дома! Тем более что каких-либо страшных разворотов событий Муса не предполагал: в конце концов, он, слава Аллаху, чеченец уже, наверное, в тысячном поколении. И за его спиной – тейп. Ведь в супервыгодные командировки на Север он в свое время попал тоже не только по воле Всевышнего.
Все получилось гораздо хуже. Нет, не то слово. Гораздо страшнее.
Он бы никогда не поверил, что такое возможно. Ночью пришли люди с автоматами и даже без масок. Открыто сказали, что они – от Арби Тукаева, «слава» о котором уже гремела по всей республике. Этот бывший колхозный счетовод на волне патриотизма стал командиром местного военизированного подразделения. Ему даже оружие выдали в центре, дабы в случае нападения Империи было чем отбивать натиск гяуров. Он оружие принял, после чего начал грабить всех, кто не входил в его тейп. А от грабежей до убийств дорога оказалась совсем короткой. Очень скоро банда получила четкую специализацию: похищение людей. Воровали богатых чеченцев, за которых реально отдавали настоящий миллион настоящей валюты. Но не брезговали и простыми работягами, возвращаемыми за пару сотен баксов. Неоплаченные «головы» превращались в сельскохозяйственных рабов или трупы.
Дудаевская власть вроде как пыталась с ним бороться. Но, во-первых, подобных тукаевых – может, чуть меньшего масштаба – становилось безобразно много, а во-вторых, ичкерийские милиционеры, призванные бороться с этой работорговлей, как-то потихоньку-полегоньку, стали в ней посредничать: надо же людям кушать свой кусок хлеба.
Да и кто будет жаловаться? Освобожденные молчат, потому что боятся. Трупы молчат, потому что – трупы.
Муса смотрел на ублюдков, деловито снующих по его дому, и сглатывал слезы страха и унижения. За всеми его движениями следил автомат. Абу Кафтаев – так звали его обладателя, – не сводя ствола с хозяина, деловито пересчитывал найденные в комоде деньги.
– Еще давай, – почему-то по-русски сказал он.
– Больше нет, – ответил Муса, желая только одного – чтобы эти люди ушли из его дома до того, как в соседней комнате проснутся дети.
– Плохо, – сказал Кафтаев. – Нужно еще три тысячи долларов.
– Я сейчас не работаю! – ужаснулся Муса. – Где я их возьму?
– Это тебе решать, – равнодушно сказал Абу. – Найдешь – позвони. – Он черканул номер телефона. – Мальчик вернется целый и здоровый.
– Вы что творите?! – охнул Муса. За ним в голос завыла жена.
– Заткни свою! – потребовал Кафтаев. Вряд ли кто-то из соседей пошел бы заступаться за жертв налета – у входа стояли двое в камуфляже, – но лишних проблем и ему не хотелось.
– Вы же чеченцы, – тихо сказал Муса.
– Твой сын вернется целым, – теряя терпение, сказал Абу. – А деньги нужны на оборону. Должен же кто-то вместо тебя воевать за родину, – съязвил он, намекая на интеллигентские дефекты его биографии.
Муса обнял жену, дождался, пока она затихнет, сдерживая бессильные стоны, и сам, своими руками, одел сонного теплого Руслана. Потом на руках вынес его к машине, ощущая физическую боль от необходимости передать мальчика этим шакалам. Чтобы ребенок не испугался, поцеловал его в мягкие волосы на макушке и сам посадил в машину.
Утром пошел в Министерство шариатской безопасности. Там посочувствовали, но помочь ничем не смогли. У выхода его догнал капитан, предложил приватно посодействовать в освобождении сына.