Похищение Европы

Правда, экономика вместе с пришедшей свободой отнюдь не расцвела: в республике производили только кустарные пистолеты-пулеметы «борз» (тоже, кстати, в переводе – волк) да перегоняли на тысячах самодельных заводиков – насмерть убивающих окрестную экологию – сырую нефть в поганое машинное топливо.

* * *

Впрочем, все эти факты вовсе не демонстрируют хищную сущность чеченского народа. Во-первых, «злые разбойники-чечены» существовали не сами по себе, а в окружении бывших братских народов. И именно их представители скупали у чеченских бандитов награбленное добро, обслуживали их финансовые интересы, заказывали своих врагов, продавали оружие и планы военных антитеррористических операций. А во-вторых, главным пострадавшим от рук чеченских выродков, безусловно, стал сам чеченский народ. Ибо выродков в процентном отношении немного, а бомбы сыплются на всех сразу.

И не только бомбы!

Ведь прежде чем ехать грабить в далекую и все же небезопасную Россию, тати орудуют у себя дома. В первые же годы национальной власти – а точнее, безвластия – криминал полностью подмял Ичкерию под себя. И немногочисленных не успевших убежать русских. И гораздо более многочисленных чеченцев, единственный дефект которых состоял в том, что, воспитанные в нормальных человеческих ориентирах, они не могли дать отпор шакалью, ни в грош не ставящему человеческие жизни!

* * *

Мильштейн в салонное зеркальце заднего обзора хорошо видел лицо Мусы. Глаза, правда, прикрыты темными очками, но Семен видел их и без очков. И вместе с Мусой содрогался от его муки, когда тот – еще с языком – рассказывал о своем знании жизни в освободившейся от имперского гнета республике.

* * *

Всего десять лет назад Муса был другим – Мильштейн видел фотографии. Красивый молодой парень с институтским «ромбиком» на лацкане модного пиджака. Окончил Грозненский политех, здесь же работал на заводе, производящем нефтедобывающее оборудование, – из чеченской среды вышло огромное количество толковых специалистов, работавших в этой области, благо нефть в их краях нашли очень давно. Точнее, работал он в отраслевом НИИ при заводе. И даже собирался – в двадцать пять лет! – защищать диссертацию. Стал бы самым молодым кандидатом в институте.

Планы нарушила вовсе не революция, а удачная женитьба: Таня была городской девушкой, красивой, доброй и по уши влюбленной в Мусу. Дети родились сразу, один за другим, девочка и мальчик.

Счастье пришло в дом. Разве что аспирантуру пришлось отложить на потом: молодой семье нужны были деньги. И собрался Муса на промыслы, за Полярный круг. Работали вахтовым методом, к реактивному самолету привык, как к автобусу. Еще успел застать сладкое время, когда нефтяник-вахтовик был в стране самым приближенным по количеству зарабатываемых денег к мифическим зарубежным миллионерам. Не в том смысле, что догонял их по тоннажу баксов, а в том, что настолько же далеко в материальном плане оторвался от средней советской массы.

За какую-то пятилетку – уж так привыкли считать в советское время – построил себе дом в пригороде Грозного. Не новорусский, но и уж точно не советский: двести квадратов полезной площади на участке в семнадцать соток, дворовые пристройки, водопровод, и уже начали тянуть газ.

Живи и радуйся! Муса и радовался. Даже частые отлучки не омрачали семейной жизни: в верности своей жены он был уверен на сто процентов, а слезы расставаний через две недели сменялись более чем теплыми объятиями.

* * *

Все кончилось с развалом СССР.

Муса был, конечно же, не против роста национального самосознания. И он был, конечно же, за учет национальных особенностей чеченского народа. А то что это такое – не может выйти на улицу с кинжалом деда на поясе! Разве он не чеченец? И еще его безмерно возмущало замалчивание трагедии изгнания Сталиным чеченского народа. В его собственной семье из буранных казахских степей вернулось меньше половины.

То, что попросили потесниться краснорылых коммунистов, прикипевших ж…ми к начальственным креслам, – тоже хорошо. И приходу Дудаева Муса аплодировал, как все: нормальный боевой генерал, не то что прежние казнокрады.

А вот дальше пошли сомнения. Принижать коренную национальность – отвратительно. Но делать героем каждого, у кого в паспорте «правильная» запись, – разве это верно? Можно подумать, мы в день зачатия выбираем, от кого родиться!

Очень не понравился ему и начавшийся отъезд «русскоязычных», постепенно ставший похожим на бегство. Но здесь уже надо было выражаться аккуратно: слишком многие вокруг немало имели, наживаясь на продаваемых за бесценок жилье и имуществе убегающих! А чтоб бежали быстрее и продавали дешевле, их начали понемногу подгонять: сначала – грязными статейками в «патриотических» изданиях, потом и колюще-режущими инструментами: огнестрельные были, как правило, ни к чему – ведь жертвы не имели возможности сопротивляться.