Похищение Европы

Граница, правда, была чисто условная: мы сначала по трапу спускались с борта «Звезды» на маленький открытый катерок, который отвозил нас на дебаркадер. Там проходили сквозь железные ворота, которые охраняла никак не вооруженная дама, лишь слегка моложе нашей Евстигнеевой. Она не досматривала никого, и было бы совсем странно, если бы она вдруг кинулась досматривать нашу мисс Марпл. Но все равно я сочла такие выходки рискованными: если бы Хуссейн загавкал, его бы арестовали раз и навсегда.

Когда мы отошли подальше от границы и Хусейн уже успел побрызгать на хилый стволик лондонского деревца, я все-таки спросила бабульку:

– А если бы он загавкал?

– Он что – дурак? – изумилась Евстигнеева. – Он что, не понимает, чем это кончится?

Честно говоря, я сомневалась, что Хусейн это понимает. Тогда бабулька поманила меня пальцем, я нагнулась, и она горячо зашептала прямо мне в ухо:

– У моего парня – пять дипломов.

– А почему шепотом? – в свою очередь, спросила я.

– Чтоб не загордился, – спокойно ответила старая дама и рассказала, что в свободное время – а у нее оно после ухода на пенсию все было свободное – любит образовывать (так и сказала, не дрессировать, а образовывать) своего песика на какой-то специальной кинологической базе. Заведовал ею бывший ученик Людмилы Петровны, в результате чего у зверька и появились упомянутые пять дипломов о высшем собачьем образовании. – ОКД, ЗКС… – Она начала на неведомом языке перечислять ученые степени кобелька, но закончить ей не дали: Ефим Аркадьевич обнародовал очередную, как ему казалось, гениальную идею.

– А пойдем посмотрим лондонское «дно», – заговорщицки предложил он.

– А оно нам надо? – спросила я, вспомнив, как на амстердамском «дне» пьяный моряк стучал чернокожей даме по лицу. – Может, лучше в парадный центр?

Но меня не поддержали. Михаил Иванович тоже захотел на «дно», а девушка Катя, понятное дело, хотела туда, куда и Михаил Иванович. Я было поискала сочувствия у розовокудрой Людмилы Петровны, но та тоже не стремилась с псом в центр: ее кто-то успел напугать, что в Лондоне хозяина собаки, не имеющего с собой совка и мешочка для какашек, может оштрафовать любой английский мент, по-ихнему – бобби.

Короче, мы стремительно, а точнее – быстрым шагом, пошли на «дно». Идти пришлось недолго: грязные оборванные личности стали попадаться уже минут через пятнадцать быстрого хода.

Около одного из них Хусейн моментально присел и как-то странно – один раз – тявкнул. Людмиле Петровне пришлось потрудиться, чтобы оттащить песика от испуганного маргинала.

– Что это было? – спросила я.

– Точно не знаю, – скромно сказала Евстигнеева. – Может, героин. А может, кокаин. На взрывчатку он реагирует по-другому: делает стойку.

– Дипломы? – догадалась я.

– Ага, – с гордостью подтвердила бабулька.

* * *

А еще раньше мы едва не потеряли для общества нашего Береславского – прямо на красивой, ярко освещенной улице, заставленной расцвеченными неоном увеселительными заведениями. Он захотел пить и, сказав, что догонит, зашел в одно из них.

Михаил Иванович закурил сигаретку, Людмила Петровна – папиросину, а девушка Катя, не курившая в присутствии своей матримониальной цели, жевала жвачку. Я же стояла и злилась: опять ввязалась в какую-то совершеннейшую хрень. Наверное, у меня совсем нет силы воли, раз со мной никто не считается.

И тут наша бабка выдала:

– Похоже, пора выручать Ефимчика.

– С чего вы взяли? – усомнилась я.

– Чегой-то из этой двери одни пидоры выходят, – просто объяснила бывшая учительница русской литературы. – Вряд ли Ефимчику там понравится.

Тут и я заметила, что в дверь заведения заходят и выходят исключительно мужики. И – либо очень уж мужественные, либо из тех, кто все время поправляет прическу. Мне даже полегчало, когда я представила себе рожу Ефима Аркадьевича, понявшего, куда он забрел. Совесть при этом меня не мучила: не трахнут же его там – все ж таки центр Европы.

Как оказалось, Людмила Петровна придерживалась обратного мнения: она отдала мне конец хусейновского поводка и поперлась в эту «Голубую устрицу». Но не успела зайти – став, возможно, первой посетительницей данного Содома, – как дверь распахнулась и на улицу выскочил презлющий и весь красный Ефим.

– Рвем когти! – рявкнул он, вырывая у меня поводок с Хусейном на конце и увлекая за собой опешивших «руссо туристо». Мы не заставили себя ждать, а из вновь открывшейся двери вылезло сразу двое педерастов, выкрикивавших нам вслед какие-то проклятия. Причем один стоял прямо, а второй – сильно согнувшись, хотя тоже что-то орал.

– Не обращайте внимания, – произнес, не снижая ходу, Ефим: бедный Хусейн, как шарик, чуть не через голову катился за ним на своих коротких лапках.

Береславский остановился, лишь эвакуировавшись метров на сто. Людмила Петровна тут же схватила на руки запыхавшегося песика.

– Неужто вам там не понравилось, Ефимчик? – отдышавшись, игриво спросила Евстигнеева.

– Ни в малой степени, – учтиво ответил тот. – Там нет ни одного в моем вкусе.