Похищение Европы

Поэтому он честно отстоял в своем закутке еще три минуты, глядя на море и думая о том, чем осчастливит Наташку после своего возвращения. В качестве подарка – кроме него самого – сначала фигурировал «рено-меган», на который супруга уже давно заглядывалась. Потом, вспомнив про цену «мегана», не жадный, но экономный рекламист решил порадовать ее симпатичной и гораздо менее дорогой «нексией». «Но она мечтала о «мегане», – витиевато развивалась мысль Береславского. – Поэтому «нексии» в полной мере не обрадуется. Может, купить советскую? Или вообще не покупать тачку? – разумно подумал он. И сам себе устыдился: – Вот ведь гад!»

В конце концов успокоился на посудомоечной машине, которую жена тоже давно просила.

* * *

Он глянул на часы – пора было идти – и двинулся к трапу, как вдруг сзади раздался негромкий свист. Ефим обернулся и увидел метрах в десяти розовокудрую Евстигнееву. Старушка еще даже пальцы изо рта вынуть не успела. Но улыбалась широко.

«Вот же мисс Марпл!» – вздохнул Ефим. Конечно, она все видела! И винить некого: сам же, идиот, показал ей это укрытие! Но ведь могла же выйти или, скажем, покашлять! Нет, конкретно неделикатная старуха.

– Ефимчик, вы молодец! – зашипела она таким шепотом, что, если б не шум волн, на верхней палубе бы услышали. – Я горжусь вами, Ефимчик! Эх, мне бы лет тридцать скинуть!

– Мы просто беседовали о рекламе, – сделал хорошую мину Ефим и снова развернулся к выходу. Однако сзади вновь раздался свист.

Береславский повернул голову и не поверил глазам: старушка, светясь от счастья и тряся кудрями, показывала ему высоко поднятый средний палец, в среде молодежи именуемый – в такой демонстрации – только конкретным английским термином!

* * *

– Ну, мисс Марпл! – заржал потрясенный Ефим и прыжками поскакал по трапу: до назначенного времени оставалось три минуты, и Береславский был жестко намерен успеть.

16. Десятый день плавания теплохода «Океанская звезда»

Порт Ла-Корунья, Испания

Из дневника Даши Лесной

«Как ни пыталась себя заставить, однако вернулась к дневнику лишь сегодня. И то только потому, что меня не взяли в город. Просто-таки выставили вон. И сделал это тот самый единственный человек, которого я люблю.

Вместо меня на экскурсию по Ла-Корунье с Агуреевым поехал Береславский. А мне соответственно – отказ. Причем в самой безобразной, я бы даже сказала – извращенной форме: слова о том, что Даше Лесной надлежит остаться на судне, были произнесены по судовому радио. Не смог меня якобы быстро найти и обратился, можно сказать, всенародно.

Но – по порядку.

Сегодня утром умотала на реактивной «метле» моя «любимая» Ева. У нее какие-то очередные заморочки. Глобальные. Точнее – антиглобальные: поскольку она – антиглобалистка. В аэропорт дама поехала на такси, Агуреев ее не провожал. Сей милый факт очень порадовал мое утомленное любовью сердечко. Может, они поссорились?

Хотя – вряд ли. Я выдаю желаемое за действительное. Ну да грех небольшой: чего бы девчонке не помечтать?

Да и что мне остается делать? С Кефиром – все порвато-растоптато. Слава Богу, что «Арбатское» оказалось в нужном месте. Иначе – после его любви – я бы чувствовала себя очень хреново. Все ж таки ребеночек – это еще не все. От Кефира – не хочу. Хочу – от Агуреева. В общем, решила подождать Колю. Тот, правда, пока не в курсе, но я умею добиваться своего. Не мытьем, так катаньем. Главное – не суетиться: какие наши годы?

* * *

Ну вот. Сейчас зареву. Поэтому буду писать про круиз. Береславский говорит, что писание дневников – упорное и ежедневное, с тщательным выписыванием мелких деталей – есть лучшая тренировка для журналиста и писателя. А я ведь журфак закончила! Кефир всегда считал меня бездарью, но Ефиму Аркадьевичу так не кажется: он посмотрел мои опусы и похвалил за стиль и чувство юмора. Правда, назвав его «специфически девичьим».

Так что – буду оттачивать стиль и детали. Прямо сейчас.

* * *

Итак, опишем характерных – с ударением на втором слоге – персонажей.

Коля мой ходит по кораблю в линялых шортах, которыми раньше, наверное, его водитель протирал машину. Майка у него желтая, с темно-синей надписью «I love Dostoevski». Почему Dostoevski – скрывает. Может, думает, что это – пиво?

(Вот ведь я гадина! Ну зачем так? Разве что – от неразделенной любви-с…) Но – продолжим «деталировку». На шее – косынка бандитская, на носу – темные очки китайского производства. Причем, думаю, и среди китайских они не были дорогими.

Вчера он, кстати, майку снял – позагорать решил в укромном месте, где Береславский устроил тайное лежбище. Но я все их точки знаю и пару раз мимо продефилировала. Так что обнажался любимый почти на моих глазах. На спине – огромный шрам, от низа лопатки почти до поясницы. Наверное, с афганской войны, он никогда ничего про войну не рассказывает. Мне стало его так жалко, что чуть слезы не потекли.