Похищение Европы

Дело в том, что четырехкилограммовый пистолет-пулемет «карл-густав» отличается не только грозным девятимиллиметровым калибром: пули от «парабеллума» способны при надобности завалить слона. Да и слона-то как раз несложно – он ведь защищен лишь собственной кожей. Сделанный же по-шведски добротно «карл-густав» со своим тридцатишестизарядным магазином практически не знает задержек при стрельбе, а его мощные – 19 миллиметров в длину – патроны выбрасывают из ствола пули со скоростью более 400 метров в секунду! Этого достаточно, чтобы пробить любой бронежилет первого и второго класса.

В общем, хорошее оружие. Главное – не попасться с ним при случайной проверке на каком-нибудь посту ДПС. Тоже не смертельно, конечно. Но проблемы могут возникнуть.

Мильштейн вспомнил предыдущего обладателя «карла-густава», огромного чернобородого пакистанца в круглых «ленноновских» очках. Они столкнулись как бычки в известной детской песенке, только не на мосту, а на повороте горной тропы – овринга: слева – скальная стенка, справа – пропасть. Столкнулись ранним утром, солнца еще не было, но глаза уже видели. Маленький и абсолютно бесшумно ступающий Мойша, как всегда, шел первым, Князь – замыкающим группы.

Как попала к азиату эта старая – 50-х годов! – и по-прежнему устрашающая штука, теперь уже никто не расскажет. Мильштейну по крайней мере точно было не до расспросов: хоть встреча произошла неожиданно для обоих, но пак попался не из новичков – мгновенно вывернул из-за плеча черный, покрытый утренней росой, но от этого не менее смертоносный ствол «карла-густава». Семен тогда за доли секунды покрылся холодным липким потом. Даже крикнуть ребятам не успел – а вот смертным потом покрыться двух секунд хватило. И еще их хватило на то, чтобы, выхватив из-за легкого пояса самодельную финку – штатный штык-нож для таких случаев не годился, – прыгнуть вперед и засадить лезвие прямо в кадык пакистанца.

Так что крика у пака тоже не получилось – только хрип. И – фонтан черной в слабом утреннем свете крови с шипящими в ней пузырьками воздуха.

Дело тогда кончилось одним трупом – «духи» сдали назад, видимо, деморализованные внезапной потерей лидера. А у Мильштейна появился «карл-густав», предмет гордости всего их взвода. Правда, по большей части его прятали, потому что редкую игрушку, слухи о которой распространились достаточно широко, как всегда, захотело поиметь начальство. А потом с огромными трудностями переправили в ящике с танковыми запчастями на Родину. Зачем – никто не знал. Но Семен не мог просто так расстаться со стволом, в срез которого заглянул лично. И Блоха, понимающий чувства друга, хоть и отговаривал, но помог перетащить пушку в Россию.

* * *

Сознание Семена Евсеевича как бы раздвоилось – ощущение, знакомое еще с тех пор, когда он в компании с Блохой – или Князем, как звали его остальные, – и еще двенадцатью правильными парнями ходил бить душманские караваны. Десантуру закидывали поближе к тропе, как правило, на «вертушке». А после боестолкновения получалось по-всякому. Когда – с относительным комфортом и быстро – на вертолете, а когда и на своих двоих, по ночным горам с их окаянными пропастями, минами и засадами, вынося на горбу своих раненых и, если удавалось, трофеи.

Вот с тех пор – с часов ожидания бесшумно приближающихся «духов» – и влезло в мозг это четкое ощущение раздвоенности личности. С одной стороны, ты ежесекундно готов ответить на любой пришедший из окружающей темноты вызов. С другой – мысли текут сами по себе, и вчерашние события перемежаются в них с делами многолетней давности.

Вот и сейчас, ожидая результата вечерней операции, Мильштейн ненароком пожалел об отсутствии в Москве Мусы и Алехи – своих лучших специалистов. А в голове, как кинокадры из заложенной в дальний архив пленки, поплыли картинки их первой после знакомства совместной работы.

* * *

Семен Евсеевич еще был бухгалтером, а «Четверка», под чутким идейным руководством Блохи и финансовым – Вильки, быстро становилась экономическим объектом, начавшим вызывать реальный интерес у окружающего шакалья. Особенно их сеть бензозаправок, которую тихо-мирно удалось сколотить за последние два года. На нее облизывались сразу две группировки. Одна – своя, московская. Другая – пришлые, совершенно отмороженные чечены, которые перед первой войной искренне считали Москву чем-то вроде взятой и отданной им на разграбление вражеской крепости. Справедливости ради, родные славяне были немногим гуманнее абреков, разве что не грозились кражами и убийством детей.

Самое забавное – если в этой ситуации что-то и может быть забавным, – что, если бы на «Четверку» раскрыла рот любая из двух вышеозначенных банд, компания была бы съедена с потрохами. Но наличие двух конкурентов позволило некоторое время держаться на плаву, проводя хитрые – однако все равно почти безнадежные – переговоры с обеими волчьими стаями.