Похищение Европы

Впрочем, Мойша тем и отличался от многих других коллег, что мог полностью контролировать свое поведение. А значит, нужно и дальше убивать медленно текущее время, вернувшись на семь с половиной лет назад. Это как достать с полки видеокассету. И никакой дополнительной опасности: одна часть мозга Мильштейна смотрит «кино», а вторая – независимо контролирует ночную дорогу, не забывая при этом о «карле-густаве», готовом в любую секунду извергнуть варварское – по нормальным человеческим меркам – содержимое двухрядного магазина.

* * *

Суть плана Мойши состояла в том, что им следовало убить Баллона, единственного лидера мощнейшей ОПГ. Без него она мгновенно развалится на враждующие друг с другом «бригады». Блоха уже зондировал на этот счет почву. Предельно жестоким Баллоном многие были недовольны. И если бы не ужас, который он внушал даже самым недовольным, его давно бы снесли на кладбище.

А после убийства Баллона следовало немедленно – без какой-либо передышки – заняться чеченцами. Если добиться возвращения Эльзы, Ольгерт даст добро на очередной транш и компания будет спасена.

План Мойши был не просто безумным, а – супербезумным. Потому что чокнутый бухгалтер собирался сначала грохнуть непобедимого Баллона – с его тремя сотнями боевиков! – а далее – заняться чеченцами… на их собственной территории!

Блоха только хмыкнул, услышав детали. И ни за что бы не согласился, если бы подобный план изложил кто-то другой. Но его изложил Мойша, считающий быстрее калькулятора и планирующий ходы дальше, чем хороший гроссмейстер. Кроме того, Блоха прекрасно помнил несколько случаев из жизни вверенного ему разведвзвода, которые тоже говорили в пользу того, что к словам мелкого мужичка Мильштейна порой стоит прислушаться.

* * *

В итоге «сдаваться» Баллону поехал не Блоха, «страдающий от нервного приступа» – это сообщение вызвало у бандитского босса радостный смех, аж живот колыхался, – а маленький и кривоногий главбух, откровенно трясшийся от страха и едва в штаны не наваливший при грозном виде Валентина Степановича Панярина – так по паспорту именовали бывшего газовщика. Был бухгалтер в темном костюмчике, купленном, очевидно, на распродаже в «Детском мире». А ткань на локтях от преждевременного износа закрывали сатиновые нарукавники – они делали Семена Евсеевича удивительно похожим на карикатурных бюрократов из довоенного кино.

– А ты уверен, что имеешь право подписывать документы? – подозрительно спросил его Баллон. Он точно знал, что бухгалтер «Четверки» доли в капитале не имеет.

– У меня доверенность, – задыхаясь от страха, пролепетал гость.

Несмотря на карикатурную тщедушность парламентера проигравшей стороны, обыскали его самым тщательным образом: Валентин Степанович прожил так долго для тех горячих времен именно потому, что очень всегда осторожничал. Даже там, где другим это казалось вовсе не обязательным. Вот поэтому и хоронили потом других, а не его.

Бухгалтер вел себя так, как и должен был себя вести человек его профессии и менталитета: пугался каждого окрика, бледнел от тычков, которыми его щедро оделяли два конвоира да и сам Баллон, пока шли к его кабинету. А перед дверью совсем побелел и даже за сердце схватился.

В итоге сам же Валентин Степанович и должен был маленького смердяка успокаивать. А то так и документы подписывать некому будет.

– Мне нужен адельфан, – страдальчески прошептал бухгалтер, не отпуская ладони от сердца. – Приму, и все пройдет.

– Быстро за адельфаном! Оба! – махнул рукой Панярин, и конвоиры, опасаясь рассердить непредсказуемого босса, рванули разыскивать лекарство.

А немного оправившийся от приступа Мильштейн подошел к большому полированному столу, за которым уже сидел юрист бандитов, пожилой благообразный мужчина лет шестидесяти.

– Ну, отошел уже? – гуманно справился Баллон, успевший пожалеть о неоправданно жестком подходе к приехавшему слизняку. – Давай подписывай! – И протянул Мильштейну шариковую ручку.

– У меня своя, – вдруг гордо сказал Семен Евсеевич, доставая из внутреннего кармана металлический «паркер». Юрист Баллона подвинул со своей половины стола кипу документов.

Повинуясь неясно откуда возникшему чувству опасности, Баллон выхватил из рук главбуха побежденной фирмы ручку и тщательно ее осмотрел. Даже развернул зачем-то. Затем – с некоторым смущением – вернул ее вновь испугавшемуся резкого движения Семену Евсеевичу. Это действительно была обычная шариковая ручка, металлический «паркер» долларов этак за восемь, в советские времена – символ того, что у его обладателя все в порядке.

– Валяй, трудись, – скрыл смущение господин Панярин. Юрист, предварительно тщательно проверив доверенность, удостоверяющую право подписи Мильштейна на принесенных документах, услужливо развернул первый лист.

– Где подписывать? – близоруко покосился главбух.

Юрист через стол ткнул пальцем.