Похищение Европы

Блоха тогда аж посерел, чувствуя неминуемую гибель только-только вставшего на ноги детища. У Равильки, непривычного к подобным вещам, вообще произошел нервный срыв, и его держали под хорошей охраной в Кащенко. Огурец был, как всегда, спокоен, только однажды попросил у Мойши в случае нужды захованный бывшим разведчиком «карл-густав». Мильштейна в детали не посвящали, но ведь не дурак – сам все видел.

Ситуация обострилась до предела в октябре 94-го. Славяне дали срок в три дня на «передачу дел», а в случае невыполнения обещали открыть сезон охоты на лидеров «Четверки».

Блоха трижды лично встречался с их главным, обезумевшим от быстрых денег и смены общественного положения Баллоном, действительно работавшим до перестройки обычным газовщиком. Этот жирный придурок, как в свое время батька Махно, по прихоти судьбы попал в исторический момент, когда активные могут прыгнуть много выше своей головы. И Баллон прыгнул, во всем подражая довоенным американским мафиози из шикарных широкоэкранных картин. Вся беда в том, что, хотя манеры его были срисованы и сам он, по здравом размышлении, был фигурой, по сути, пародийной, исторически кратковременной, кровь лил настоящую, детей сиротил по полной форме. И Блоха отдавал себе отчет, что через каких-нибудь три дня жизни его друзей и его собственная действительно окажутся под смертельной угрозой: боевики боялись единолично правившего огромной бандой диктатора Баллона гораздо больше пули противника или государева суда.

Чечены вели себя по-другому, хотя даже более подло. Месяц назад они похитили четырнадцатилетнюю дочку их основного инвестора, бывшего россиянина, а ныне преуспевающего западного немца Франца Ольгерта: именно его деньги позволили воплотить в жизнь ряд самых амбициозных проектов Блохи. Русский немец тоже оставался не внакладе, получая совершенно невозможные для спокойной Германии проценты.

Абреки, похитив Эльзу, на свою беду приехавшую с отцом в Москву, убили двух зайцев сразу. Обезумевший от горя отец бросился собирать огромные деньги, которые должны были стать скорой добычей ублюдков, а Блоха остался без очередного кредитного транша, абсолютно необходимого в момент стремительного разворачивания бизнеса.

* * *

Все это бледный Болховитинов и рассказывал Николаю и Мойше в главном кабинете «Четверки». Нервный Вилька отсутствовал по причине болезни, а Лерка – потому что не позвали ввиду бесполезности. Собственно, Блоха говорил только с Огурцом, а Мойша присутствовал лишь для того, чтобы получить уведомление о принудительном отпуске: Болховитинов не желал втягивать друга в не касающиеся его разборки.

– Ну и что, так все им и отдадим? – улыбаясь, спросил Огурец. Увалень и любитель жизненных удовольствий, он тем не менее оставался нормальным русским офицером, всегда готовым к риску. – Ты вроде не Вилька, кое-что в жизни видел.

– Мы не справимся ни с одной из банд, – угрюмо, но спокойно ответил Блоха. – Ты же видел наши маневры. Вчера они в конверте прислали Францу дочкин мизинец. Я в глаза ему смотреть не могу! – впервые потерял спокойствие их постоянный предводитель. – Жизни стоят дешевле любых денег.

– Твое решение? – спросил молчавший до этого Мойша.

– Отдать Баллону компанию. Он заплатит. И он же прикроет от чеченов.

– Заплатит, как же! – усмехнулся бухгалтер. – Двадцать процентов. Если будет в настроении.

– Не больше, – подтвердил Болховитинов. – Свою долю я отдам Ольгерту. На выкуп.

– И они вернут девочку? – усомнился Агуреев.

– Скорее всего да. Я разговаривал с очень серьезными людьми. Гарантий нет, но это их сучий бизнес.

– Неужели их нельзя прижать? – сжал огромные кулаки Колька.

– Как? – вопросом ответил Блоха. – Армии – нет. Милиции – нет. В Чечне они неуязвимы. А наши дети в Москве – в опасности.

– А у них нет детей? – спокойно спросил Мойша.

– А ты пойдешь брать их детей в заложники? – спросил Болховитинов.

– Если понадобится обменять на твоего сына… – невозмутимо ответил Мильштейн. – Ты же сам сказал: это – бизнес.

Болховитинов пристально посмотрел на своего бухгалтера:

– Мойша, ты спятил? Мы в Афгане так не делали!

– Но и они в Афгане так не делали, – неприятно улыбнулся Мильштейн. – Значит, мы просто отстаем от жизни.

– Что ты предлагаешь? – спросил Агуреев, прекрасно знавший прежнюю жизнь их бухгалтера.

– Я предлагаю работу в два этапа, – не повышая голоса, объяснил главбух. – Главное, чтобы они прошли одномоментно. Или очень близко друг к другу.

* * *

Лесная дорожка по-прежнему оставалась пустынной. Мильштейну очень хотелось курить, но он никогда не позволял себе этого на подобной работе. Он покрутил в руках настроенную на прием рацию, проверил, не сбились ли частоты. На всякий случай проверил и оба мобильных телефона. Все работало.

Потом достал и выпил противное на вкус жидкое лекарство от изжоги, так же тщательно спрятав «отходы» в закрывающийся пластиковый пакетик.

Если бы Муса с Алехой были в Москве, он бы волновался гораздо меньше. А так в голову лезли всякие мысли.