Похищение Европы

– В каждом ящике – двадцать пять кило, – объяснил Николай. – Шашки бывают большие, малые и буровые. Правильно, Людмила Петровна? – подколол он ничуть не испуганную бабушку.

– Верно, Коленька, – легко согласилась она. – Стандарт – пятьсот, двести и семьдесят пять грамм.

У Агуреева аж рот раскрылся от удивления.

– Вот так-то! – язвительно заметил Ефим. Типа – знай наших!

– А знаете, для чего на ящике крышечка? – спросил Людмилу Петровну задетый за живое офицер запаса.

– Не интересовалась, – фыркнула Евстигнеева.

– Каждый транспортный ящик не только тара, но и готовая бомба. Убери крышку, вставь детонатор – и привет. Ладно, пойдем к последнему.

* * *

Последний ящик-контейнер превзошел все самые смелые ожидания. Агуреев аж присвистнул, вновь оказавшись среди привычных в молодости штучек.

– ПТУР «малютка», – объявил он после вскрытия ящиков. – Сколько ж мы их в Афгане сожгли! Они уже тогда были устаревшими.

– Но у душманов же не было танков! – удивился Ефим.

– Зато они любили из щелей палить, – объяснил Николай. – Смотри, – показал он, достав из ящика довольно увесистую – полуметровую – серебристую тушку ракеты с большими стабилизаторами и тупо обрезанной головой.

– Ты полегче, – попытался отодвинуться Ефим.

– Не боись. Это только двигатель, – успокоил бывший зенитчик. – А голова – вот. – Он вытащил из очередного ящика боевую часть с выкрашенным в красное остроносым окончанием. – Кумулятивная. Перед выстрелом части соединяют. Управление – по проводам.

– По проводам? – поразился рекламист. – По каким проводам?

– По собственным, – улыбнулся Агуреев штатскому непониманию. – Она летит и за собой их раскатывает. На заднице – яркий трассер, даже днем видно. По нему наводишь. Азартно – ужас. Очень любили попалить. Под конец с километра загоняли в полуметровую щель.

– В полуметровую? – усомнился Береславский.

– Ну, может, побольше. Кто мерил? – обиделся Агуреев. – Потом новые системы пришли. «Фагот», «метис» – я еще застал. А «корнеты» опытные поступили прямо перед моим увольнением. Те уже лазером наводились. И по вертолетам можно было работать. А эти – как говорится, по зрачку.

– Ладно, хорош ностальгировать, – перебил его Ефим. – Что будем с ними делать?

– Надо подумать, – ответил Агуреев, доставая тем временем еще один агрегат, сильно похожий на пушку из каких-нибудь «Звездных войн». – А вот это уже совсем экзотика, – любовно поглаживая два чудовищно больших, расположенных друг над другом, ствола, сказал он. – Я такие только на картинке видел. «Непрядва-64».

– На слонов, что ли? – передернул плечами миролюбивый Береславский.

– На подводных, – объяснил офицер. – Калибр сорок пять миллиметров. Заряжаешь гранату, ставишь глубину и пуляешь в воду. Она разорвется где заказано, а в радиусе, если правильно помню, шестнадцати метров останутся только трупы.

– Мечта аквалангиста, – пробормотал Ефим.

* * *

– Ладно, закрывай лавочку, – принял решение Агуреев. – Все, расходимся по-тихому. Никто ничего не знает. Решение приму позже.

– Если можно – до захода в Ларнаку, – вежливо попросил Ефим. – А то присядешь лет на пятнадцать.

– Пожалуй, – согласился Николай. – По крайней мере в ящиках держать это добро не будем. И кому же эта посылочка, интересно? – качая головой, повернулся на выход Агуреев.

* * *

На палубе, у вновь закрытых контейнеров остались Ефим, Людмила Петровна и насмерть обиженный черной людской неблагодарностью Хусейн.

– Так что вы мне собирались сказать? – вдруг вспомнил Ефим начало разговора. – Что-то важное.

– Думаю, это… – Евстигнеева показала на синие ящики, – сейчас важнее.

– И все-таки, – настаивал Береславский.

– Я хотела сказать, Ефимчик… – стала вдруг абсолютно серьезной Людмила Петровна. – Даже не сказать, а попросить.

– Ну так просите, – обрадовался Ефим. Он с удовольствием сделает веселой старухе Евстигнеевой приятное.

– Возьми себе моего Хусейна, – с трудом выговорила она.

– Вы что, – испугался Береславский, – с ума сошли?

– Наоборот, – горько улыбнулась всегда веселая бабулька. – Очень даже трезво соображаю. У меня ведь не только круиз кончается, Ефимчик.

– А… что? – с замиранием сердца спросил рекламист.

– Я вообще-то помирать собралась, – улыбнулась та.

– Да вы что, – замахал руками суеверный Ефим. – Да на вас еще воду возить можно!

– Успокойся, милый, – тихо произнесла Евстигнеева, верно поняв, что юноша просто напуган, ненароком столкнувшись со смертью. – Я все просчитала. Жить мне полгода. Верочка Грибулина сказала, эта девочка у меня с первого класса никого не обманывала.

– Да кто она такая? – запротестовал Ефим. – Да вы знаете, какая сейчас медицина? Да в Москве…

– Помолчи ты, – снова улыбнулась Людмила Петровна. – Я уже в хоспис устроилась. Недавно организовали. Знаешь, где безнадежные умирают по-человечески. Нет, нет, не умирающей, – поправилась она, увидев протестующие жесты Ефима. – Санитаркой. А время придет – сама там лягу. Я до круиза уже неделю отработала. Всем хорошо. – И, не давая Ефиму себя перебить, объяснила: – И больным, они же знают мой диагноз, и мне. Я теперь знаю, что умру как люди. А не как кошка, в одиночку.

* * *