Похищение Европы

Блоха тоже видел тело и чувства испытал противоречивые. С одной стороны, мог бы – сам бы убил. На совести Зеленцова – боец его группы, который наверняка остался бы жив, прилети «вертушка» вовремя. Но когда Болховитинов увидел, что сотворили с несчастным майором, содрогнулся. Его не просто били, кололи и резали. Над ним гнусно издевались, как это обычно проделывали самые свирепые душманы.

* * *

Погибни он в одной из своих командировок, старлей и Блоха вздохнули бы с облегчением. Но он был убит в шести километрах от авиабазы, и слишком много народу знало – как пишут в милицейских протоколах – о неприязненных отношениях между покойным и десантниками из разведвзвода. Слишком много, чтобы коллеги погибшего не заинтересовались этими отношениями.

Вот об этом и зашел предупредить друга Блоха.

* * *

– А в принципе все довольно неплохо, – пережив первый испуг, размышлял старлей. – Смотри, грохнули его вчера вечером, так?

– Так, – подтвердил сержант.

– Я в это время был на боевом дежурстве, меня человека три постоянно наблюдали. И еще человек двадцать – периодически.

– Это хорошо, – одобрил Болховитинов.

– Теперь ты, – по порядку шел старлей. – Вы весь день были на полигоне. И ночи кусок прихватили.

– Да, – сказал Блоха, но как-то без энтузиазма.

– Значит, отобьемся! – весело подытожил зенитчик. – Пусть душманы за него и отвечают. Очень удачно.

– Что – удачно? – не понял друг.

– Смотри, – благодушно пояснил старлей. – Если б его мы грохнули, надо бы было «легенду» сочинять, допросов бояться – чтоб не забыть, что в прошлый раз говорил. А здесь говори правду – и порядок.

– Мойша ему угрожал, – сказал Блоха. – При свидетелях.

– Вот дурак! – хлопнул себя по толстой ляжке старлей. – Что он сказал?

– Что Вовкина душа придет за его, майорской.

– Вовка – это ваш «двухсотый»? – тихо спросил Николай.

– Да. Володя Семенов. Из Пензы парнишка.

– А кто слышал?

– Кто только не слышал! – махнул рукой десантник. – Его же клинит! Он тогда ничего не соображает.

– Это хуже, – согласился Агуреев. – Но – опять не так страшно. Мойша ведь был с тобой на стрельбах?

– Да, конечно.

– Вы спали в казарме?

– Нет, там остались, в палатках.

– Но он вернулся с вами в палатку?

– Да.

– Ну и о чем базар?

– Он уезжал ночью часа на три, – понизил голос сержант.

– Куда? – похолодел старлей.

– Спроси у него, – разозлился Блоха. – Вылез тихо, отвел, видно, мотоцикл подальше, не включая двигатель, и уехал.

Старлей знал, что у разведчиков был свой неучтенный мотоцикл, на котором они, как правило, решали личные дела. Мотоцикл был любовно ухожен и даже дооснащен особым устройством, делавшим выхлоп гораздо менее слышным.

Злые языки говорили, что эта доработка была произведена специально для Блохи, частенько подкатывавшего на нем к стенам санбата: как известно, рядом с медучреждениями необходимо соблюдать тишину.

– А караул его видел?

– С караулом я договорился. Это мои бойцы.

– Кто-то еще видел? – почему-то перешел на шепот зенитчик.

– Надеюсь – нет. Ребята выматываются и спят как мертвые. Кстати, он форму в палатке оставил.

– Голый, что ли, уехал?

– В местной робе. Ты что, не знаешь, сколько у него тут корешей? – усмехнулся сержант.

– Да уж, – содрогнулся старлей, вспомнив парочку Мойшиных друганов, Самума и Рашида. – Так ты думаешь, майора Мойша уделал?

– Короче, – сказал Блоха, – Мойша спал в палатке. По крайней мере я так думаю.

– И я, – торопливо согласился Агуреев.

– Но если кто-нибудь видел его на мотоцикле – подтвердишь, что он приезжал к тебе и был долго. О’кей?

– Это – зона, – невесело улыбнулся зенитчик.

– Если докажут, – невозмутимо сказал Блоха. – И если доживем, – добавил он.

– Типун тебе на язык! – махнул рукой суеверный старлей. – Все, договорились. Хоп!

* * *

Война – штука быстрая. Не прошло и четырех часов, как ушел Князь, а по авиабазе уже вовсю ползали параши – дурные слухи. В соответствии с ними, в двенадцати километрах отсюда шел настоящий бой. В том месте, где все с военной точки зрения казалось стерильно чистым и душманов не видали чуть ли не с начала кампании.

Агуреев, узнав о бое от дежурного, принялся разнюхивать ситуацию. Выяснил немного: получалось, что враги зажали какую-то тыловую автоколонну в «Чертовых тисках» – единственном пригодном для засады месте в этом районе. Но именно потому, что оно – единственное, «тиски» всегда были окружены плотным заслоном из целой роты десантуры. Правда, неделю назад спокойное место сдали местным частям.

Вот они и поработали, надо думать. Если не сами, то пропустили кого-то из полевых командиров. Может, за деньги, а может – по-родственному. Или готовя почву под дальнейшее существование без русских – все к тому и шло.

Старлей принялся названивать по полевому телефону начальству: двенадцать километров для его «шилок» – это двенадцать минут, дорога была хорошая, с твердым покрытием, что для Афгана явление нечастое.