Похищение Европы

Еще в Лиссабоне куча музеев, театров и картинных галерей, а также античных и прочих развалин. Я страшно боялась длинных экскурсий и культурных мероприятий, поэтому уцепилась за Аркадьича, который их тоже не любит, но в отличие от меня не стесняется в том признаться.

«Я сам – создатель высоких культурных ценностей», – гордо объявил он, променяв в Амстердаме всемирно известный Музей живописи на экскурсию по каналам (а если уж совсем точно – на забег по кабакам и вдумчивое изучение обширной коллекции Музея эротики; знаю, потому что сама с ним ходила). В тот раз Людмила Петровна ласково назвала его юным придурком и изо всей нашей компании отправилась повышать свой интеллектуальной уровень одна.

* * *

Но вернемся к Лиссабону. С одной стороны его прямоугольник ограничен этой странной рекой-океаном, с другой, примыкающей – настоящим океаном. Ефим нас туда возил.

Мне там показалось – отвратительно, хотя ему, как обладателю извращенных вкусов, понравилось. Дело в том, что в океане в отличие от морей приливы настоящие: прильет – так прильет. Метров на триста гуляет вода, если не больше.

Мы же приехали с Ефимом и Людмилой Петровной днем, в отлив. И когда этим двум живчикам вздумалось купаться, то до воды нам пришлось добираться чуть не полчаса. Причем по сплошному ковру тихо тухших водорослей. (Отметим в скобках, что тухли-то они тихо, а вот воняли – на двести децибел.) Я шла, зажав нос и тщательно глядя под ноги: в этом мокро-зеленом болоте мне все время чудились какие-то морские гады, способные испортить красоты нижней части моего высокоэстетичного тела.

Когда же наконец дошли до воды, она оказалась такой холодной, что омовение по полной программе совершила только несгибаемая старушка Евстигнеева. Впрочем, что нам с ней равняться – она ссорилась с самим товарищем Сталиным, причем после ссоры сумела его пережить.

* * *

Кстати, именно в славном городе Лиссабоне я впервые увидела взбешенного Ефима Аркадьевича. Ему вообще там все не нравилось, пока не попали в океанариум. Но это – позже, ближе к вечеру. А сначала, когда я, мисс Марпл и Ефим Аркадьевич только вышли гулять, наш мужчина решил взять авто напрокат. И поскольку сильно развитое чувство пижонства не позволяло ему довольствоваться нормальным автомобилем, он взял длиннющий бирюзовый «пассат-универсал» с турбодизелем.

* * *

(Господи, до чего дошла! С кем поведешься – от того и наберешься. Я ведь знать не знаю, что такое «турбодизель», но Аркадьич так носится со всеми этими мужскими игрушками, что поневоле запомнила.)

* * *

«Пассатина» был огроменный, и я скромно заметила, что вряд ли это понравится водителю на узких и вертлявых лиссабонских улочках.

– Детка, не учи меня жить, – мягко поправил девушку наш лидер. – Лучше расслабься и получай удовольствие.

Что, собственно, мы с Людмилой Петровной и делали.

* * *

И чего никак нельзя было сказать о водителе нашего «пассата»! Улочки в центре португальской столицы не просто вертлявые, а супервертлявые. К тому же не очень похожие на обрыв или скальный подъем среди них попадаются очень редко (прости меня, Господи и Аркадьич, за два «очень» в одной фразе). Короче, наш вождь на очередном девяностоградусном повороте – да еще на почти вертикальном склоне – чуть не изгибался вместе со своим длинножопым (еще раз – пардон!) «пассатом», ожесточенно орудуя при этом рукояткой переключения передач.

* * *

(Про автомат я ему тоже говорила, но он и слушать не захотел: не любит, видите ли, когда бездушная железка думает за него, одушевленного гуманоида! Он, кстати, вообще подо все подводит капитальную идеологическую базу – именно это позволило ему все детство увиливать от мытья посуды, сам хвастался.)

* * *

И все бы ничего, но пристроился за нами один местный полудурок на старом «форде». И на каждом затруднении Ефима Аркадьевича начинал сзади дудеть в сигнал. Там на самом деле все такие, но Береславскому этот почему-то показался особенно неприятным.

В итоге, заглохнув на очередном подъемоповороте, наш водила получил в свой адрес еще порцию гудков.

Ефим Аркадьич изменился в лице, дернул за ручник и выскочил на улицу. За ним, элегантно приподняв длинную юбку, выпорхнула Людмила Петровна. Я, каюсь, осталась сидеть на месте, только стекло опустила и голову повернула. Может, это и неправильно – бросать своих в драке, но, во-первых, я – женщина, а во-вторых, наш предводитель сам во всем разберется и нигде не пропадет. Вот если бы Коленьку кто обидел – тут бы я, наверное, не усидела.

* * *

Ну ладно, вернемся к изложению событий. А они меж тем развивались драматически: Береславский трусцой – которая в экстремальных условиях заменяет ему бег – направился к «форду», чтобы – лично я так думала – дать в морду гудящему португалу. Однако Ефим Аркадьевич оказался гораздо более садистски настроенным. Остановившись перед открытым окошком водителя, он вежливо снял кепку, приложил толстую ладошку к сердцу и, нагнувшись к тому, учтиво спросил:

– Can I help you, my dear friend?