Вскоре мы пересекли Сыр-Дарью, известную в античной истории под именем Яксартес, омывающую Форт № 1 с юга. По замерзшей реке, блестевшей под полуденным солнцем, подобно бескрайнему листу полированной стали, пролегала наезженная дорога. Невдалеке виднелись вмерзшие в лед пароходы Аральской флотилии, черные трубы и закопченные очертания которых резко контрастировали с яркими разноцветными одеждами бедноты, бродившей по берегам.
Несколько сосланных из Уральска казаков столпились вокруг прибывшего из Оренбурга татарина, пытаясь узнать новости о своих домашних; в то время как два дикого вида киргиза торговались с кучкой хивинцев, желавших купить у местных жителей овцу.
Отъехав немного от города, мы наткнулись на сотни тюков с хлопком, валявшихся прямо посреди дороги. Никто не приглядывал за ними, и огромные свертки, казалось, лежат здесь специально для воров. Скорее всего, их везли из Бухары; погонщики верблюдов уехали в Казалинск встречать праздник с друзьями, но после его окончания, видимо, собирались вернуться и продолжить свой путь в Оренбург. Хозяйское же добро тем временем просто лежало в степи, красноречиво свидетельствуя о полной безответственности татарских погонщиков.
– А этот хлопок не украдут? – спросил я Назара.
– На все Божья воля, – прозвучал благочестивый ответ.
Магометане охотно перекладывают на потусторонние силы ответственность за все свои просчеты и разгильдяйство. Можно сказать, концепция фатализма служит у них прикрытием для многочисленных грехов.
Чуть позже я выяснил, что единственный способ научить моего нерадивого погонщика хотя бы некоторой осмотрительности (после того как он повредил мои ящики и оправдался волей Всевышнего, послужившей причиной данному происшествию) состоял в том, чтобы устроить провинившемуся легкую взбучку. Закончив с этой процедурой, я воскликнул:
– О, брат мой, такова воля Бога. Тут не на что жаловаться; тебе суждено было повредить мою собственность, а мне – немного побить тебя. Ничего не поделаешь, благословен будь Аллах.
Сей метод взаимодействия с моими подручными произвел на них должное впечатление, после чего погрузка и разгрузка верблюдов производились гораздо более аккуратно.
Казалинск остался далеко позади, и вокруг нас простиралась бесконечная белая пустыня. Вскоре стала собираться буря. Ветер завывал и посвистывал, поднимая тучи снега. Глазам делалось больно, на них выступали невольные слезы; нестерпимое белое сияние и режущий ветер буквально слепили нас. Лошади с трудом пробирались через снежные заносы. Беднягам доставалось не меньше нашего; вокруг глаз у них блестела корка замерзших слез; понукать их приходилось гораздо больше обычного.
Для защиты глаз от этой напасти я привез из Англии очки с темными стеклами. Кочевники в здешних местах часто страдают от офтальмии, летом причиняемой пылью и солнцем, а зимой – резкими ветрами и сверканием снега. Однако очки мои оказались бесполезны. Касание стальных дужек причинило моим вискам такой же по силе ожог, будто их коснулись раскаленным железом. Мне ничего не оставалось, кроме как надвинуть шапку на глаза и смотреть вперед сквозь завитушки темной овчины. В определенной мере это защитило глаза от сияющего зеркала у нас под ногами, и болезненные ощущения отступили.
Глава XXII
Примерно через пять часов проводник попросил меня остановить караван. Солнце стремительно опускалось к западному горизонту. Мы выехали поздно, но поскольку в первый день путешествия лучше ограничиться коротким переходом, чтобы проверить подгонку седел и укладку багажа на верблюдах, я согласился – при условии, что мы свернем лагерь и отправимся дальше не позднее полуночи.
Кормят верблюдов только днем, поэтому ночью им следует двигаться как можно дольше. Идут они очень медленно, не развивая, как правило, скорости, превышающей двух и одной трети мили за час. Это средний показатель для любого каравана; тем не менее по ночам они шагают немного быстрее, чем при дневном свете. На закате следует сделать привал и продолжить путь в полночь, разгружая верблюдов на два часа днем, чтобы покормить. Таким образом, караван ежедневно проходит как минимум тридцать семь миль, двигаясь в среднем по шестнадцать часов.
Наш проводник и туркменский погонщик тем временем разбивали кибитку; она должна была защитить нас от пронизывающего ледяного ветра, который дул прямо с востока, завывая по всей степи и не встречая на своем пути никаких препятствий.