Поезд сирот

В три часа, сразу после занятий, я иду в магазин. Он представляет собой большое открытое пространство, разделенное на ряды: в дальней части аптека, в передней – кондитерский отдел, одежда, книги и журналы, шампуни, молоко, продукты. Моя работа – расставлять товар по полкам и помогать с инвентаризацией. Когда покупателей много, я встаю на кассу.

От кассы мне видно, с какой тоской некоторые детишки – те, кто бочком заходит в магазин и надолго застревает у полок с конфетами, – смотрят на полосатые леденцы; в глазах у них неутоленный голод, который я прекрасно помню. Я спрашиваю мистера Нильсена, не против ли он, если я иногда буду покупать им конфеты из своих денег, а он смеется:

– Действуй по своему усмотрению, Дороти. Денег я с тебя высчитывать не буду.

Миссис Нильсен уходит из магазина в пять, чтобы приготовить ужин; иногда я возвращаюсь домой с нею, иногда остаюсь и помогаю мистеру Нильсону свернуть дела. Он всегда уходит с работы в шесть. За ужином мы говорим про погоду, мои домашние задания, дела в магазине. Мистер Нильсен – член торговой палаты, так что в беседе часто всплывают планы и предложения, как подстегнуть деловую жизнь в нынешней, как он выражается, «безалаберной» экономической ситуации. Поздно вечером мистер Нильсен сидит в гостиной за конторкой, приводя в порядок бухгалтерские книги, а миссис Нильсен готовит нам обед на завтра, наводит порядок на кухне, делает всякое прочее по хозяйству. Я помогаю ей вымыть посуду, подметаю пол. Когда с делами покончено, мы играем в шашки или в червы, слушаем радио. Миссис Нильсен учит меня вышивать; она трудится над изящными подушками для дивана, я мастерю чехол для табуретки с узором из цветов.

В магазине одним из первых мне дали задание развесить рождественские украшения. Мы с миссис Нильсен притащили из кладовой в подвале коробки со стеклянными шариками, фарфоровыми игрушками, ленточками, блестящими бусами. Мальчикам-посыльным, Адаму и Томасу, мистер Нильсен велел съездить за город и срубить елку для витрины; всю вторую половину дня мы украшали ветками и красными плюшевыми бантами вход в магазин, наряжали елку, обертывали пустые коробки фольгой, обвязывали ворсистой лентой и шелковым шнуром.

Пока мы работаем, миссис Нильсен кое-что рассказывает о себе. Родом она из Швеции, хотя по ней и не скажешь, – предками ее были темноглазые цыгане, которые переселились в Готамберг из Центральной Европы. Родители ее умерли, связь с братьями-сестрами потеряна. Они с мистером Нильсеном поженились восемнадцать лет назад – ей тогда было двадцать пять, ему чуть за тридцать. Они думали, что не могут иметь детей, но одиннадцать лет назад она забеременела. Седьмого июля 1920 года родилась их дочка Вивиан.

– Напомни, когда твой день рождения, Дороти, – говорит миссис Нильсен.

– Двадцать первого апреля.

Она аккуратно протягивает серебряный серпантин через дальние елочные ветки, опускает голову, чтобы спрятать от меня лицо. Потом говорит:

– Вы почти ровесницы.

– А что с ней случилось? – решаюсь спросить я.

До этого миссис Нильсен ни разу не упоминала о дочери, и я чувствую: если не спросить сейчас, другой возможности может и не представиться.

Миссис Нильсен закрепляет серпантин на ветке, нагибается за новой лентой. Прикрепляет ее к той же ветке, чтобы создать впечатление непрерывности, начинает вплетать в зелень.

– В шесть лет у нее однажды поднялась температура. Мы думали, простуда. Уложили ее в кровать, вызвали врача. Он сказал: нужно полежать, пить побольше; обычные советы. Но ей не делалось легче. А потом, поздно ночью, она начала бредить, метаться, мы снова вызвали врача, он посмотрел ей горло и увидел характерные пятнышки. Мы еще не знали, что это, а он знал. Отвезли ее в Рочестер в больницу Святой Марии, определили в карантин. Когда нам сказали, что сделать уже ничего нельзя, мы не поверили. Но в свой срок все и произошло.

Она качает головой, будто пытается прогнать эту мысль.

Я думаю о том, как ей было тяжело потерять дочь. Думаю о своих братьях, о Мейзи. И миссис Нильсен, и мне довелось пережить большое горе. Мне жаль нас обеих.

В канун Рождества мы все втроем идем в церковь под тихим снегопадом. Зажигаем свечи на шестиметровой елке справа от алтаря, все светловолосые дети-лютеране и их родители поют, открыв сборники гимнов, священник читает проповедь, незамысловатую, как история из детской книжки с картинками, о важности милосердия и сострадания.

– Многие живут в горькой нужде, – говорит он прихожанам. – Если вам есть чем поделиться, поделитесь. Вспомните все лучшее, что есть у вас в сердце.