Взять с собой завтрак он мне не предлагает, а я и не прошу. Засовываю в карман пальто пару яиц, которые сварила вечером, когда готовила ужин. У меня есть бумажка от мистера Соренсона, там написано, что некий мистер Пост, водитель, который возит детей в школу, будет дожидаться меня на перекрестке в восемь тридцать утра, а обратно привезет в шестнадцать тридцать. Сейчас только семь сорок, но я уже готова. Лучше уж ждать на углу, чем рисковать опозданием.
Вприпрыжку по подъездной дорожке, быстрым шагом дальше; приостанавливаюсь на мосту, гляжу на отражение неба в темной воде – оно будто ртуть; возле камней – шапки пены. На ветках сверкает лед, на сухой траве блестящая паутинка мороза. Сосны и ели припорошены снежком, который выпал накануне, будто идешь через заросли рождественских елок. Впервые за все это время я осознаю, как здесь красиво.
Гул мотора я слышу еще до того, как показывается грузовичок. Ярдах в двадцати от меня он останавливается, скрежеща тормозами; приходится мне пробежаться вспять. Мужчина с лицом как яблочко, в коричневой кепке, смотрит на меня во все глаза.
– Запрыгивай, дорогуша. Ждать-то некогда.
Кузов затянут брезентом. Я забираюсь туда, там вместо скамей положены две доски. В углу свалены лошадиные попоны, на досках сидят, закутавшись, четверо детишек – попоны обернуты вокруг плеч и подоткнуты под ноги. Под брезентовым навесом все лица кажутся желтоватыми. Двое примерно моего возраста. Нас трясет на ухабах, я придерживаюсь за скамью руками в перчатках, чтобы не свалиться на пол. Водитель останавливается еще дважды, подбирая пассажиров. На скамьях больше чем вшестером удобно не сядешь, восьмерым приходится тесниться, мы зажаты между другими, зато так хоть чуть-чуть теплее. Все молчат. Когда грузовик двигается, в щели задувает ледяной ветер.
Через несколько миль грузовик поворачивает, снова скрежет тормозов, подъем, а потом остановка. Мы выпрыгиваем из кузова и выстраиваемся в шеренгу, потом идем к школьному зданию, небольшой дощатой постройке, перед которой висит колокол. Молодая женщина в васильковом платье, с шарфом цвета лаванды на шее, стоит у входной двери. У нее красивое, оживленное лицо, большие карие глаза, широкая улыбка. Блестящие каштановые волосы стянуты белой лентой.
– Заходите, ребятки. И попрошу, как обычно, без баловства. – Голос высокий, слова она произносит отчетливо. – Доброе утро, Майкл… Берта… Дарлин, – говорит она, здороваясь с каждым по имени. Когда подхожу я, она говорит: – Ну, с тобой мы пока не знакомы, но я тебя ждала. Я – мисс Ларсен. А ты, видимо…
Я произношу «Ниев» одновременно с тем, как она произносит «Дороти». Увидев выражение моего лица, она переспрашивает:
– Я что-то перепутала? Или это такое прозвище?
– Нет, мэм. Просто… – Я чувствую, что краснею.
– Что же?
– Раньше меня звали Ниев. Я иногда забываю, как меня зовут. В новом доме ко мне по имени не обращаются.
– Если хочешь, я буду называть тебя Ниев.
– Пусть будет Дороти, ничего страшного.
Она улыбается, всматриваясь мне в лицо.
– Как скажешь. Люси Грин, – это к девочке, которая стоит за мной, – покажешь Дороти, где ее парта?
Следом за Люси я иду в угол, где вбиты крючки; мы вешаем пальто. А потом входим в большую солнечную комнату, где пахнет дымком и мелом; здесь стоит масляная печка, учительский стол, ряды парт, грифельные доски у восточной и южной стены, над ними развешаны плакаты с буквами алфавита и таблицей умножения. Две другие стены – два больших окна. Над головой горят электрические лампы, на низких полках стоят книги.
Рассадив всех, мисс Ларсен дергает за петельку на бечевке, и на стене раскрывается цветная карта мира. Я по ее просьбе выхожу к карте и показываю, где находится Ирландия. Вглядевшись, нахожу графство Гэлвей и даже главный город. Деревня Кинвара не обозначена, но я тру пальцем там, где она находится, – прямо под Гэлвеем, на ломаной линии западного побережья. Вот Нью-Йорк, а вот Чикаго. Вот Миннеаполис. Округа Хемингфорд тоже нет на карте.
Включая меня, в классе двадцать три ученика в возрасте от шести до шестнадцати лет. В основном это дети с ферм и из сельских домов, чтению и письму они обучаются в разном возрасте. От нас пахнет немытым телом, особенно от тех, кто постарше и уже вступил в переходный возраст. В уборной, расположенной в здании, лежит груда тряпок, несколько кусков мыла и пакет соды. Если надумаешь освежиться, говорит мне мисс Ларсен.
Разговаривая со мной, она нагибается и смотрит мне в глаза. Задавая вопросы, дожидается, пока я отвечу. От нее пахнет лимоном и ванилью. Судя по всему, она считает меня умной. Проверив мои навыки чтения, она дает мне книгу с полки над своим столом – в твердой обложке, напечатанную мелким шрифтом; называется книга «Аня из Зеленых Мезонинов» – картинок там нет; мисс Ларсен говорит, что, когда я дочитаю, мы можем книгу обсудить.