Поезд сирот

Машина мистера Соренсона, темно-зеленый пикап «крайслер» стоит на подъездной дорожке сразу за «фордом». Мистер Соренсон открывает мне пассажирскую дверь, потом обходит машину. Внутри пахнет табаком и яблоками. Мистер Соренсон сдает назад и поворачивает влево, в обратную сторону от города – в этом направлении я еще не бывала. Мы едем по Элм-стрит до конца, поворачиваем на какую-то тихую улочку – дома здесь стоят подальше от тротуара, оказываемся на перекрестке и сворачиваем на длинную дорогу, которая вьется среди плоских полей.

Я смотрю на поля: блеклый лоскутный узор. Бурые коровы жмутся друг к другу, поднимают головы, смотрят вслед шумному автомобилю. Пасутся лошади. Вдалеке всякие сельскохозяйственные механизмы, они похожи на брошенные игрушки. Прямо перед нами расстилается горизонт, низкий и плоский, небо цветом как грязная вода. Черные птички пронзают его, будто пустившиеся вспять падучие звезды.

По дороге мне даже жалко мистера Соренсона. Я чувствую, как ему все это не по душе. Видимо, согласившись стать представителем Общества помощи детям, он и не подозревал, что заниматься придется вот таким. Он постоянно спрашивает, удобно ли мне, может, слишком жарко или слишком холодно. Узнав, что я почти ничего не знаю про Миннесоту, пускается в рассказы: что отдельным штатом она стала всего лет семьдесят назад, а теперь это один из двенадцати самых крупных. Название его происходит из языка индейцев дакота и означает «мутная вода». В штате тысячи озер, а в них какой только нет рыбы: зубатка, к примеру, сом, радужная форель, судак, окунь, щука. Истоки реки Миссисипи находятся в Миннесоте – я ведь это знаю? А эти поля – машет рукой в сторону окна – кормят всю страну. Вон, смотри, зерно – важнейший продукт экспорта; молотилку передают с фермы на ферму, а соседи собираются вместе, чтобы сметать снопы. Еще выращивают сахарную свеклу, кукурузу, горох. А вон те низенькие строения видишь? Там индюков разводят. Миннесота – крупнейший в стране производитель индюшатины. Не было бы без Миннесоты никакого Дня благодарения, это как пить дать. А уж об охоте лучше и вообще не говорить. Тут вам фазаны, перепела, рябчики, белохвостые олени – чего только нет. Прямо рай для охотника.

Я слушаю мистера Соренсона, вежливо киваю, но сосредоточиться мне трудно. Чувствую, как прячусь в какое-то укрытие глубоко внутри. Жалкое это детство, когда ты знаешь, что никто тебя не любит, никто о тебе не заботится, будто заглядываешь с улицы в чужие окна. Мне кажется, я лет на десять старше своего возраста. Я слишком многое знаю; слишком много перевидала людских пороков – отчаяния, эгоизма – и теперь отношусь к людям с опаской. Вот и учусь притворяться – улыбаться и кивать, изображать участие, которого на самом деле не испытываю. Учусь подлаживаться, выглядеть как все, хотя и надломлена изнутри.

Округ Хемингфорд, штат Миннесота 1930 год

Примерно через полчаса мистер Соренсон сворачивает на узкую проселочную дорогу. Из-под колес летит грязь, оседает на лобовом и боковых стеклах. Снова поля, за ними поросль березовых скелетиков, полуразвалившийся мостик над мутной речушкой, прихваченной льдом; потом мы попадаем на совсем узкий ухабистый проселок, обсаженный соснами. У мистера Соренсона в руке карточка, – видимо, там написано, как проехать. Он сбрасывает скорость, останавливается, оборачивается на мост. Вглядывается через заляпанное лобовое стекло в деревья впереди.

– Никаких указателей, так их, – бормочет он.

Нажимает на газ, потихоньку трогается.

В боковое окно видно выцветшую красную тряпку, привязанную к палке, а за ней что-то вроде подъездной дорожки, заросшей сорняками.

– Верно, оно и есть, – говорит он.

Мы ползем по подъездной дорожке – волосатые ветки скребут борта машины. Ярдов через пятьдесят оказываемся у бревенчатого домика, скорее хижины – некрашеной, с покосившимся, заваленным всяким хламом крыльцом. Перед домом вытоптанная площадка, там развалилась черная мохнатая псина, а по ней ползает малыш; рядом мальчик лет шести тычет палкой в грязь. Острижен он так коротко, а сам такой тощий, что похож на старичка. Оба босиком, несмотря на холод.

Мистер Соренсон останавливается подальше от детей, насколько позволяет маленькая площадка, выходит. Я вылезаю со своей стороны.

– Здравствуй, мальчик, – говорит он.

Малыш молча пялится на него.

– Мама дома?

– А вам зачем? – интересуется мальчик.

Мистер Соренсон улыбается:

– Мама тебе не говорила, что у вас теперь будет сестра?

– Не.

– В любом случае она нас ждет. Иди скажи ей, что мы приехали.

Мальчик ковыряет грязь палкой:

– Она спит. Велела не будить.

– А ты подними ее. Может, она забыла, что мы должны приехать.

Мальчик чертит в грязи круг.

– Скажи, приехал мистер Соренсон из Общества помощи детям.

Мальчик трясет головой:

– Она меня вздует.

– Да не тронет она тебя, мальчик! Она обрадуется нашему приезду.