Подвигъ

Какъ только они оказались въ темнотѣ таксомотора, онъ обнялъ ее, шалѣя отъ ощущенія ея гибкой худобы. Она закрывалась руками и хохотала. Потомъ, въ номерѣ, когда онъ неловко вынулъ бумажникъ, она сказала: «Нѣтъ, нѣтъ, если хотите, завтра поведете меня обѣдать въ шикарное мѣсто». Она спросила, кто онъ, не французъ ли, и стала по его просьбѣ гадать: бельгіецъ? датчанинъ? голландецъ? И не повѣрила, когда онъ сказалъ: русскій. Далѣе онъ намекнулъ ей, что зарабатываетъ жизнь карточной игрой на большихъ пароходахъ, повѣдалъ ей о своихъ странствіяхъ, кое-что расцвѣтилъ, кое-что прибавилъ и, описывая никогда имъ невиданный Неаполь, глядѣлъ съ любовью на ея голыя дѣтскія плечи, на стриженую русую голову, и былъ совершенно счастливъ. Рано утромъ, пока онъ мирно спалъ, она быстро одѣлась и ушла, выкравъ изъ его бумажника десять фунтовъ. «Утро послѣ дебоша», — съ улыбкой подумалъ Мартынъ, захлопнувъ бумажникъ, который поднялъ съ полу. Онъ облился изъ кувшина, устроивъ потопъ, и все улыбался, вспоминая прелестную ночь. Было немного жалко, что она такъ глупо ушла, что больше никогда онъ ее не встрѣтитъ. А звали ее Бэссъ. Когда же онъ вышелъ изъ гостиницы и пошелъ по утреннимъ просторнымъ улицамъ, то ему хотѣлось прыгать и пѣть отъ счастья, и, чтобы какъ-нибудь облегчить душу, онъ взобрался на лѣсенку, прислоненную къ фонарю, изъ-за чего имѣлъ долгое и смѣшное объясненіе съ пожилымъ прохожимъ, грозившимъ снизу тростью.

XIII.

Второй нагоняй онъ получилъ отъ Зилановой, Ольги Павловны. Наканунѣ она прождала его до поздняго вечера и, такъ какъ полагала почему-то, что Мартынъ и моложе и безпомощнѣе, чѣмъ оказался на самомъ дѣлѣ, разволновалась, не знала, что предпринять. Онъ объяснилъ, что вчера хватился адреса, а нашелъ его только сегодня въ мало посѣщаемомъ карманчикѣ, и что ночевалъ въ гостиницѣ у вокзала. Ольга Павловна захотѣла узнать, почему онъ не позвонилъ по телефону, и какъ называется гостиница. Мартынъ придумалъ хорошее, незаурядное названіе: Гудъ-Найтъ Отель, — и объяснилъ, что искалъ въ телефонной книжкѣ номеръ, но не нашелъ. «Эхъ, вы», — недовольно сказала Зиланова и вдругъ улыбнулась изумительно прекрасной улыбкой, совершенно преобразившей ея дряблое, унылое лицо. Мартынъ помнилъ эту улыбку еще по Петербургу, и такъ какъ онъ былъ тогда дитя, а говоря съ чужими дѣтьми женщины обычно улыбаются, его память сохранила Зиланову съ сіяющимъ лицомъ, и онъ на-первяхъ былъ озадаченъ, найдя ее такой старой и хмурой.

Ея мужъ, извѣстный общественный дѣятель, былъ временно въ отъѣздѣ, и Мартына помѣстили въ его кабинетѣ. Кабинетъ и столовая находились въ первомъ этажѣ, гостиная во второмъ, спальни въ третьемъ. Изъ такихъ узко-фасадныхъ домовъ, другъ отъ друга неотличимыхъ и съ одинаковымъ расположеніемъ комнатъ по вертикали, состояла вся эта тихая, неторговая улица, оживленная красной почтовой тумбищей на углу. Позади праваго ряда домовъ были палисадники, гдѣ лѣтомъ цвѣли рододендроны, а за лѣвымъ рядомъ желтѣлъ и облеталъ скверъ съ большими ильмами и съ муравчатой площадкой для тенниса.

Старшая дочь Зиланова, Нелли, недавно вышла замужъ за русскаго офицера, попавшаго въ Англію изъ нѣмецкаго плѣна. Младшая, Соня, кончала въ Лондонѣ среднюю школу, куда неожиданно перешла изъ пятаго класса Стоюнинской гимназіи. Существовала еще сестра Зилановой, Елена Павловна, и ея дочка Ирина, несчастное безобразное существо — полуидіотка.