Воздух в комнате был холодным, словно металл прикасался к лицу. Я подошел, чтобы закрыть окно, и тут же увидел двойной блик света в окне дома напротив. Улица была пустынна, исключение — редко проезжавшие такси, и я вспомнил, что сегодня должен быть особенно осторожен: они промахнулись у стены и, возможно, ради спасения своего престижа ждут случая исправить свой промах. (Кто должен был оказаться жертвой в тот раз: я или Инга? Я все еще не знал этого. Теперь иное: «Феникс», вполне вероятно, был схож с любой другой большой организацией, где правая рука не всегда ведает, что делает левая. Приказ, по-видимому, заключался в том, чтобы не трогать меня, иначе я уже был бы мертв; но какой-нибудь тугоухий функционер, возможно, вышел на охоту на свой страх и риск или просто желая отомстить за человека, сгоревшего в машине.)
Такси свернуло за угол, и на улице вновь наступила тишина; только хлопнуло окно, закрытое мной. Двойной блик снова мелькнул в окне напротив. Как бы далеко от окна ни стоял в комнате человек, отблеск линз полевого бинокля заметен даже через улицу. Возможно, что это отражалась светлая крыша такси. Всегда можно что-нибудь предпринять, когда вас преследуют, можно отделаться от филера, как только его заметишь, но ничего нельзя поделать, когда за тобой подсматривают. Задернутые шторы не помогут вам, когда вы спускаетесь по лестнице и выходите на улицу.
Я оделся» слушая радио. Утренние биржевые новости дали только позывной сигнал «КФТ» и какую-то мешанину из цифр. По-видимому, наш человек только что получил мое письмо, и в резидентуре еще не решили, что мне ответить.
Чтобы найти адрес доктора Соломона Ротштейна по дополнительному тому к новому телефонному справочнику, я потратил двадцать минут. Вовсе не обязательно встретиться с ним немедленно, так как я рассчитывал пробыть в Берлине еще месяц, но впоследствии, когда они окружат меня со всех сторон, это будет значительно сложнее. К тому же я не хотел причинять ему неприятностей после всего того, что мы с ним пережили.
Я вышел на улицу.
Возможно, что это был подсознательный страх, но он охватил меня, когда я спускался по главной лестнице. Из отеля был еще выход через кухню и по пожарной лестнице. Но ни тем, ни другим пользоваться не следовало, разве только в случае крайней необходимости.
Снег перед отелем был сметен, и ступеньки посыпаны леском. Под башмаками скрипело. Я был полностью виден из противоположного окна, и помимо воли дыхание у меня стало короче, словно при переходе вброд через холодный ручей, когда у тебя перехватывает дыхание, но ты идешь вперед, погружаясь все глубже и глубже, зная, что это ощущение пройдет. Ты знаешь, что это всего-навсего холод.
Но сейчас это был полевой бинокль.
Что ж, положимся на счастье. Но вспомни, что произошло с Кеннетом Линдсэем Джоунсом. Пять ступенек, шесть, семь... Уфф!.. Теперь он опоздал что-либо предпринять, даже если бы и захотел, потому что я повернул под прямым углом и пошел вдоль тротуара, а он мог выстрелить в меня, только когда я находился на лестнице. На улице стояла такая тишина, что у меня заболело в ушах: я все еще подсознательно ждал звука выстрела.
Я злился на самого себя. Риск существовал всегда; но я думал о нем, и мне это не нравилось. Шесть тяжелых месяцев, проведенных мной в ФРГ, расшатали мои нервы.
Я был в поту, когда свернул к гаражу, и подумал: «Стареешь, бедняга...»
«Фольксваген» бежал по оживленным улицам. Лаборатория Ротштейна находилась в районе Це-лендорфа, на верхнем этаже здания на Потсдаммер-штрассе. В первое мгновение он не узнал меня. Затем глаза его потеплели:
— Квилл... — Он взял меня за обе руки.
— Здравствуй, Солли.
Мы познакомились в Освенциме и с тех пор виделись всего лишь однажды, совершенно случайно, не имея даже времени на то, чтобы поговорить по душам. Это была наша вторая встреча после войны, и я никогда не забуду ее...
ГЛАВА 9. УБИЙСТВО
— Да, много воды утекло... — произнес Солли по-английски.
Он имел в виду не наше последнее свидание в Мюнхене три года назад, а Освенцим.
В тот день, когда я впервые встретился с ним, мы устроили побег семнадцати заключенных; четверо из них напоролись на провода высокого напряжения. Остальные живы и по сей день, насколько мне известно. Солли — один из них. Он присоединился к нам, когда я уже наладил связи с тремя узниками лагеря — подпольщиками. До этого я рaботал в одиночку, и на моем счету было что-то около девяноста семи душ, которым я помог бежать. После создания подпольной организации нам удалось устроить побег из лагеря больше чем двумстам заключенным.