Подкидыш

— Никого она «особенно сильно» не любила. Хотя ее и пытались выдать замуж за одного противного, толстого, потакающего своим слабостям грешника, только она, будь ее воля, на такого «жениха» никогда бы и не взглянула. Ни за что бы не снизошла до рассмотрения подобного претендента. Поступив в монастырь, она с легкостью принесла обет безбрачия. Для нее это никакой проблемы не составило. Изольда очень любит свои земли и живущих на этих землях людей, но по-настоящему она еще ни в кого не влюблялась. — Ишрак помолчала и, словно желая поддразнить Луку, прибавила: — Во всяком случае, пока.

Лука невольно отвел глаза, чтобы они его не выдали, и пробормотал:

— Такая красивая молодая женщина, и навек связана обетами…

— Довольно, — остановила его Ишрак. — Поговорим лучше о брате Пьетро. Он что, всегда так плохо о людях думает?

— Он подозревает, что эта женщина, возможно, сама убила свое дитя и попыталась свалить свою вину на волка, который на них напал, — пояснил Лука. — Сам я, правда, так не думаю, но, разумеется, в забытых Богом деревушках подобные вещи нередко случаются.

Ишрак решительно помотала головой.

— Нет, эта женщина ни в чем не виновата. Она ведь до сих пор страшится волков. Именно потому она и не пришла, когда в деревню оборотня притащили, хотя все остальные явились на него посмотреть.

— Откуда ты знаешь, что она так уж сильно волков боится? — спросил Лука.

Ишрак посмотрела на него с таким презрением, словно хотела сказать: ты что, слепой?

— Разве ты не видел ее сад?

Но Лука помнил сад весьма смутно; разве что земля в нем отлично возделана и растет множество цветов и всяких полезных трав. Он припомнил также грядку с овощами и зеленью рядом с дверью, ведущей на кухню. Да, подумал он, а еще вокруг дома было полно цветов, а лаванда прямо-таки буйствовала, нависая над дорожкой. В дальнем углу зрели тучные тыквы, а с лозы, обвившейся вокруг двери, свешивались пухлые гроздья винограда. Это был настоящий сельский сад-огород, где нашлось место и для овощей, и для лекарственных трав, и просто для красивых ярких цветов.

— Конечно, я его видел, но не припоминаю ничего особенного.

Ишрак улыбнулась.

— У нее в саду растет, наверное, дюжина разновидностей аконита — самых разных оттенков. Кстати, она и своему сынишке на шапку тоже пучок свежего аконита прикрепила. И на подоконниках у нее аконит растет, и возле двери — я никогда не видела такой замечательной коллекции и такого разнообразия оттенков — от белого и бледно-розового до пурпурного.

— И что из этого? — спросил Лука, по-прежнему ничего не понимая.

— Разве ты не знаешь трав своей родины? — насмешливо спросила Ишрак. — Ты же у нас великий следователь!

— Знаю, конечно, но не так хорошо, как ты. Что такое аконит?

— В народе аконит называют «волчья отрава», — сказала Ишрак. — Люди давно, сотни лет, пользуются этой травой, считая, что она отгоняет волков и оборотней. Высушенным и истолченным в порошок аконитом можно запросто отравить волка. А если эту травку скормить оборотню, он может снова превратиться в человека. Но если дать оборотню слишком много аконита, это его мгновенно убьет. Все зависит от дозы — будет ли раствор этого порошка достаточно крепок, чтобы отравить волка. Только ни один волк, и это совершенно точно, сам к акониту даже близко не подойдет. Волки стараются эту траву даже шкурой случайно не задевать. Так что в ее дом ни один волк никогда попасть не сможет — эта несчастная мать построила себе настоящую крепость из аконита.

— И ты думаешь, что это доказывает правдивость рассказанной ею истории? То, что она смертельно боится волков? То, что она весь свой дом этим аконитом окружила на тот случай, если тот волк вздумает вернуться за ней или ее младшим сыном?

Ишрак кивнула и указала ему на Томмазо, который вприпрыжку бежал впереди них, сам похожий на игривого маленького ягненка; за ленту на шляпе у него действительно был заткнут пучок свежего аконита.

— Да, — сказала Ишрак. — Я думаю, что она пытается сберечь хотя бы этого своего сына.

* * *

Небольшая толпа уже собралась на конюшенном дворе, когда Лука, Пьетро и девушки вернулись к гостинице.

— Что здесь происходит? — спросил Лука, проталкиваясь сквозь толпу к Фрейзе, стоявшему у ворот. Оказалось, он пропускает людей внутрь по одному и за небольшую плату. В кармане у него уже звенело немало медных монет.

— Что это ты делаешь? — с трудом сдерживая гнев, спросил Лука.

— Ты разве не видишь? Пропускаю людей, чтоб посмотрели на зверя, — отвечал Фрейзе. — Раз уж такой интерес возник, я решил, что можно им это позволить. А вдруг здешнему обществу это на пользу пойдет? Может, они в том величие Господа нашего узрят, когда на этого бедного грешника посмотрят?

— Но почему ты решил, что имеешь право брать за это плату?

— А что? Брат Пьетро всегда так волнуется из-за наших расходов, — охотно объяснил Фрейзе, мотнув головой в сторону клирика, — вот я и подумал, что неплохо бы и этому оборотню внести посильный вклад в расследование дела.