Поддай пару

Мокрист кивнул, потому что в царившем лязге и грохоте все равно не было никакой возможности нормально разговаривать. Ну конечно, он знал, «как оно». Если коротко, то граждане Анк-Морпорка, от которых ожидали исполнения самой тяжелой работы, такие как големы и тролли, начинали осознавать, что они — если им этого не хочется — вовсе не обязаны браться за непосильную работу только потому, что она была им по силам. Ведь это был Анк-Морпорк, где человек жил свободной жизнью, даже если, строго говоря, человеком не был.

Эта проблема, если ее можно было так назвать, назревала уже некоторое время. Мокрист впервые обратил внимание на эту тенденцию, когда Ангела Красота рассказала ему, что ее новый парикмахер — тролль, господин Вжик-Вжик Форнасит[24], и, по словам Ангелы Красоты и ее подруг, парикмахер замечательный. Такой уж была новая реальность. Все разумные виды стали равны, и теперь на улицах можно было встретить големов-экономок, гоблинов-служанок, ну и (подумал Мокрист) троллей-законников.

Гарри Король продолжал говорить без умолку, когда они вышли на свежий воздух:

— Какая досада! Освободили големов — теперь их не достать! Спроси у супруги своей. Все разбежались заниматься ландшафтным дизайном и прочей сахарно-сиропной чепухой. Я тут каждому кузнецу-человеку вдвое больше положенного плачу, а тяжеловесов среди них всего двадцать один. Такая жалость, слов нет.

— Ну не знаю, Гарри, вы и так продвигаетесь феноменальными темпами.

Гарри ткнул Мокриста в плечо и заговорщически прошептал:

— Утоплю тебя в реке, если проговоришься, но мне так нравится! Большую часть своей жизни я провел, не буду приукрашивать, в дерьме, самом натуральном дерьме, не говоря уж о моче, с ней мы тоже близко сдружились. Но это все так, перекладываешь с одного места на другое и не делаешь вообще-то ничего нового. А еще лучше, что об этом мы с Герцогиней можем поговорить в приличном обществе, понимаешь? Нет, я, конечно, и дальше буду руководить ночными экспрессами, это ж мой хлеб с маслом, так сказать, а по правде говоря, скорее хороший бифштекс с гарниром, но в данный момент мое сердце принадлежит паровозам. Правда ведь, красиво, господин фон Губвиг? Допустим, против цветочков я тоже ничего не имею, но только посмотри на блеск стали, на пот на рабочих… Каждым ударом кувалды куется будущее. Даже зола по-своему прекрасна.

Железная Ласточка прошла мимо них, совершая свое бесконечное путешествие по кругу, и Гарри сказал:

— Нам только нужен подходящий поэт. — Он вытянул руку, указывая на восхищенных наблюдателей с записными книжками и всех прочих, кто цеплялся за ограду. — Посмотри на эти лица! Они ждут чуда! И знаешь что? Они его получат.

Пошел дождь, но публика, особенно наблюдатели за поездами, одетые в практичную одежду, продолжали стоять и смотреть, как Железная Ласточка выдыхает пар.

Мокристу показалось, что в эту минуту Гарри Король преобразился, стал еще энергичнее — а Гарри, надо отметить, всегда был человеком жизнерадостным. Но теперь Гарри Король Из Выгребной Ямы становился на глазах Национальным Достоянием.

Бедвир Бедссон попытался стянуть сапоги. После ночи, проведенной в шахте, удивительные вещи можно найти в собственных сапогах, иногда даже живые. Когда сапоги после долгих потуг были сняты, он распряг Маргаритку, свою шахтную пони, и поглядел, как она вдохнула чистый воздух и затрусила в поле поблизости от входа в шахту. Глядя на нее, он отдыхал сердцем. Бывали минуты, когда Бедвир хотел бы сделать то же самое. Мать говорила ему, что нельзя изменить звезд, под которыми ты родился, вероятно, имея в виду, что уж какой ни была твоя жизнь, нужно прожить ее до конца. Но сейчас, войдя в свое жилище, он задумался, не даст ли Так ему еще один шанс.

Он любил свою жену Беллдин, его дети отлично учились в школе в Ланкре, но сегодня ему было неспокойно. Его снова навестили граги и на этот раз вели себя вежливо, хотя ни он, ни Беллдин не интересовались политикой. Как можно относиться к ней всерьез, когда всю жизнь проводишь в шахтах в поте лица? Его пони гулял теперь на вольных лугах, но сам он дошел до предела. Он просто хотел, чтобы у его семьи было все самое лучшее. Что делать гному в такой ситуации?

Бедвир хотел, чтобы у его детей жизнь сложилась лучше, чем у него, и пока у них это получалось. Его отец был бы им недоволен. Бедвир жалел, что старика не было на свете, но жизнь продолжалась и черепаха плыла. Новые дела делались по-новому. И проблема заключалась даже не в том, что граги ни в какую не хотели отпускать вчерашний день; нет, они вообще остались где-то в прошлом веке.

Беллдин приготовила вкусных крыс на ужин и очень огорчилась, увидев его лицо.

— Опять эти проклятые граги! Почему ты просто не скажешь им засунуть свои бредни туда, где ярко светит солнце![25]

Беллдин редко ругалась, и Бедвира удивили ее слова. Она продолжала: