Под Золотыми воротами

«А ведь если бы на месте Купавы в ногах валялась Марья, я бы ее простил, — Любим, широко раскрыв глаза, сел на лавке, отгоняя дурные воспоминания. — И дорожку я к ее сердцу найду, обязательно найду, назло им всем».

Из мрака большой гридницы стали выплывать очертания деревьев. И луна засверкала в струях игривого ручейка. Лес дышал прохладой. «Найду», — повторило сознание. А что искать-то? Любим нагнулся и зашарил рукой в ледяной воде. «Чего я ищу? Я, вроде, ничего не терял». Он выпрямился. Поодаль, под деревом кто-то стоял, большая черная тень. Кто там? Мужчина. Любим нащупал рукоять меча.

— Эй! — позвал он.

Фигура казалась смутно знакомой.

— Княже Михаиле, то ты? — обрадовался Любим. — Ты что ж, не умер?

Ощущение радости заполнило воздух и тут же исчезло.

Человек вышел из мрака, давая осветить себя луне, на шее сверкнула золотая гривна.

— Будь ко мне милостив, — послышался знакомый насмешливый голос.

Любим вздрогнул, перед ним стоял Всеволод.

4

Мягкий голос матушки выдернул его из тревожного сна:

— Любимушка, вставай, банька готова.

— Какая банька? — Любим ошалелыми глазами уставился на горящий в материнской руке светец.

— Ну, как же, ты ж хотел в баньке попариться, — мать легонько потянула сына за рукав.

— Ночь на дворе, давай завтра, — Любим зевнул и попытался повернуться к стене.

— Как это завтра? То ему баню топи, то завтра, — обиделась мать.

— Да я вроде не просил, — пробормотал Любим.

— От тебя потом за версту смердит, хоть нос затыкай. Одежу с дороги чистую нужно одеть, — ворчала Прасковья, — опять же люди твои старались, хозяину весь вечер баню топили, а ты…

— Да иду я, иду, — сын тяжело поднялся с лавки.

— Иди, Любушка, иди, — согласно закивала мать, — чистая рубаха там, в предбанничке лежит. А я спать. Тебе Вторушку прислать — попарить?

— И сам управлюсь, — буркнул Любим.

Прасковья Федоровна поцеловала сына в лоб, сунула ему светец и выскользнула из гридницы. Любим, почесав затылок, наклонился было натянуть сапоги, но подумав, махнул рукой и побрел босым по дощатому полу. Подсвечивая светцом, он вышел в сени, притворив за собой легкие липовые двери. Объятый тишиной двор освещали лишь тусклые звезды, то тут, то там прорывавшиеся сквозь прорехи быстро бегущих по небу облаков. «Ветрено, а днем парило, по всем приметам завтра дождю быть. На пир навес городить придется». Хозяин, свернув с деревянного настила, с удовольствием прошелся по щекочущей ноги траве и отворил двери предбанника.

Новую баню срубили по осени, она еще хранила приятный запах свежей стружки. Любим тогда, потехи ради, наравне с плотниками вволю намахался топором. Матушка потом бранилась, мол, не престало боярину холопским трудом баловаться. «Так сам Христос плотницкому делу был обучен», — улыбался Любим. Банька вышла, что надо.

Неспешно поставив светец на лавку, Любим разделся, подхватил приготовленный для него веник и, широко распахнув двери, вошел в парную. Его сразу окружили клубы плотного облака и приятное тепло. Любим шагнул через этот туман и замер…

Пред ним на лежанке сидела совершенно нагая Марья и расплетала золотую косу, капельки влаги блестели в полумраке на упругом молодом теле. У Любима закружилась голова. Молодуха распустила волосы, откинула их назад, потянулась, покрутилась в поисках веника и взвизгнула, заметив, наконец, горящий мужской взгляд. Подхватывая с пола веник и прикрываясь им и волосами, она удивленно уставилась на Любима.

— Ты что ж, обманул меня, братец? — недовольно сдвинула она брови.

Слово «братец» больно укололо, напоминая о глупом уговоре.

— То не я! — взревел Любим и рванул назад в предбанник, но с разлету врезался в плотно прикрытую дверь. — Да что за шутки-то дурные?! — стукнул он кулаком по прочной доске.

Дверь не поддалась.

Марья, не доверяя ему, сама подбежала и толкнула плечиком, проверяя — заперто ли.

— Да кому ж надо так с хозяином шутить? — возмутилась она, продолжая стыдливо прикрываться веником и волосами.

— Уж я знаю кому, — крикнул Любим в закрытую дверь, — и не совестно на старости лет?

— Мы теперь здесь угорим? — испуганно прошептала Марьяша, забавно хлопая ресницами.

— Да нет, чуешь, баня не сильно натоплена и оконца вон отворили, — он указал под потолок, где были устроены два узеньких окошечка.

Муж с женой стояли очень близко друг к другу и молчали. Как-то все нелепо выходило. Марья немного выставила веник вперед, как бы отгораживаясь им от Любима. Но голые колени и округлые плечи скрыть было никак нельзя, на них и продолжал нагло таращиться молодой муж.

— Ну что, курица, может слюбимся? — насмешливо кинул он, прикрывая иронией возбуждение. — С самого Дона жду обещанного.

Марья легонечко фыркнула.

— Али мне опять к козе идти?

— Козе?!! — расширила она глаза. — Я те дам козу, я те сейчас такую козу дам, не унесешь! Рога-то петуху своему пообломаю.

— У петуха рогов нет, — ляпнул Любим и тут же огреб по полной.