Под Золотыми воротами

Прасковья, причитая, повела невестку к дому. Любим остался, дать наказы тиуну о завтрашнем застолье, выслушать последние новости и жалобы на строгость хозяйки. Любим знал, что еще пару дней Тит с матушкой на перебой будут обрушивать на него накопившиеся взаимные упреки, а он терпеливо сочувствовать обоим. Все как обычно, но это впервые радовало. Хозяин заглянул в конюшню, ласково потрепал за гривы любимых коней, прошелся по двору, втянул носом родные запахи.

Когда он вошел в терем, Прасковья Федоровна с невесткой уж сидели за столом и оживленно беседовали. Марья неторопливо рассказывала о семье — матушке, отце, брате, о племяннике, утаивая его происхождение, старательно отвечала на вопросы свекрови: как выглядит двор отца, город, округа. Марья очаровывала, она могла нравиться разным людям, как-то сходу, интуитивно нащупывая манеру беседы и интересы собеседника. Она умела быть милой, когда хотела. Вывести ее из равновесия, сделать резкой и раздражительной получалось только у Любима. Только он овладел в совершенстве этим искусством. Почему она не смотрит так преданно и нежно ему в глаза, как сейчас матушке? Почему не улыбнется ему? Да вот потому и не улыбнется.

— Как тебе хоромы? — сухо спросил он, обращаясь к жене. — Не так, как у батюшки?

— Не так, — признала Марья, пожав плечами, — здесь стены толще, должно, зимой теплее.

— Ой, это верно, — расцвела мать, — уж Любушка сам старался, бревна подбирал. Дорого обошлось.

— И сени красивые, резьба искусная.

«Ясно, к матери подлащивается».

Время шло, Марья начала клевать носом и незаметно тереть глаза. Кот белым сугробом уже давно дремал на углу лавки.

— Да что же я вас с дороги мучаю?! — всполошилась мать. — Спать нужно укладываться. Эй, Кулька, ведите хозяйку младую ко сну управлять.

Марья, попрощавшись с матушкой и поклонившись как послушная жена Любиму, побрела за холопками.

— Не волнуйся, — поймала матушка провожавший Марью тоскливый взгляд сына, — сейчас все управят, и ты пойдешь следом.

— Мне в гриднице вели постелить, — отвел Любим глаза.

— Как в гриднице, — не поняла матушка, — нешто так-то устал?

Любим набрал побольше воздуха и выдал:

— Я решил в телесной чистоте пожить… из благочестия… пока…

Прасковья Федоровна как открыла рот, так и не смогла его закрыть.

— Любушка, это как же? А-а-а! — вдруг прозрела она. — Ты не тревожься, у нас тут знахарка есть, — мать понизила голос, — и у старцев детки нарождаются. Верное дело, поможет.

— Да не надо мне помогать, все у меня как надо! — взвился Любим, краснея. — Я же из благочестия.

— Не пойму я, может тебе голову дорогой напекло? — мать беспомощно развела руками.

— С бабой он непотребной дорогой блуднул при невесте своей, — послышался ехидный скрипучий голос, — молодуха обиделась, замуж за него не хотела идти, князь заставил.

От стены как тень отделилась древняя старуха, такая ветхая, что загрубевшая кожа щек напоминала дубовую кору. Это была Чаруша, нянька Любима. Неужто она все это время тихо сидела в уголке?

— Да быть того не может! — не поверила Прасковья.

— Я у Куна уж все повыпытала. Верно говорю, — замахала головой нянька.

— Да как же это, Любушка? — прошептала мать.

— Я спать пошел.

Любим развернулся, скорее покинуть горницу.

— Да ты покайся, она простит. Она баба… девка хорошая, — побежала за ним матушка. — Да мало ли чего там до венчания было? Иди к ней!

— Не пойду, — буркнул Любим, ну не рассказывать же матери про князя беглого, ревность свою глупую и про все, что было про меж ним и Марьей.

— В баню ему надобно, — твердо сказала нянька.

— В баню? — растерялась Прасковья.

— В баню. Хорошая банька все грехи смывает. Верно говорю, — старая нянька, прищурившись, подмигнула хозяйке.

— А-а, баньку! Ну да. Ты, сынок, пойди — приляг в гриднице, — мягко проговорила матушка, — а как готово будет, мы тебя покличем.

Любим лег на застеленную овчиной лавку, повернулся с боку на бок, было душно и совсем не спалось. Где-то в темноте гудел противный комар. «Вот так брачная ночь! А Марьяша, наверное, уже спит, носом в подушку уткнулась и сны о своем Ярополке видит… А может плачет об нем или по дому тоскует… Пойти, глянуть? Нет, решит чего худого, скажет — слово не держу. Все наладится, постепенно наладится. Перестану злиться и найду к ней ключик, попозже. Обязательно найду… А Марья мне поверила, зря я испугался, думал речи Путяты ее проймут, так ведь складно говорил, так густо ядом меня поливал».

Любиму не хотелось, но мысли сами понеслись в прошлое. Вот он, торческий двор Михалко. Молодой князь принимает гостей — могущественного князя Святослава Черниговского с дружиной. Пред своим покровителем Михаил выставляет все самое лучшее, дорогое заморское вино льется рекой. Все порядком хмельные. Шутки, смех…

— А что это нет Сиротки нашего, захворал болезный? — и дружное гоготание.