Его номер находился на втором этаже, в конце длинного широкого коридора. Дэниел достал из кармана ключ, открыл дверь и зашел внутрь, включая свет. Я последовала за ним, подмечая, что он снял один из лучших номеров в отеле, с видом на небольшое поле для гольфа в девять лунок. Лужайки и тропинки спускались до маленького пролеска, а мы находились так высоко на холме, что линия горизонта пролегала над верхушками деревьев. Тем вечером его было почти не разглядеть, но окно в номере стояло распахнутым, и на нас дул ветер, теребя занавески, как плохо закрепленные паруса.
Дэниел захлопнул дверь и пошел закрыть окно. Занавески мигом прекратили свой безумный танец. Я взглянула на просторную комнату с добротной мебелью и неожиданными деталями, которые делали ее похожей на спальню в уютном загородном домике, а не на безликий номер в отеле. Над камином висело симпатичное зеркало в раме из розового стекла. Ситцевые кресла были придвинуты к камину, тот же самый ситец покрывал и туалетный столик. На низкой тумбе стоял телевизор, а по соседству – небольшой холодильник. На каминной полке даже были цветы, а рядом с широкой двуспальной кроватью круглая корзина со свежими фруктами.
Дэниел включил электрический камин. Искусственные бревна моментально вспыхнули. Он поставил рисунок Шарлотты в центре каминной полки. В зеркале отражалось сдержанное лицо Дэниела.
Я смотрела на него и ждала.
– Она моя дочь, – объявил он.
Помимо его отражения, я увидела собственное – бледный овал лица, руки в карманах пальто. Весь образ был искажен дефектом стекла, что делало меня похожей на призрака или утопленницу.
Мне вдруг стало сложно вымолвить хоть слово.
– Шарлотта… – выдохнула я.
– Да, Шарлотта. – Дэниел отвернулся от камина, и наши взгляды встретились. – Она моя дочь.
– Ох, Дэниел…
– Понимаете, много лет назад у меня был роман с ее матерью. Я не любил Аннабель, она была замужем за другим мужчиной и приехала с ребенком. Все было против нас. Но вопреки всему это произошло. И Шарлотта – плод долгого и жаркого лета, полнейшего нашего безумия.
– Я знаю, – пробормотала я. – В смысле, знаю про вас и Аннабель Толливер.
– Фиби вам рассказала.
– Да.
– Я предполагал, что она может разболтать. Нет, был даже уверен.
Мы неотрывно смотрели друг на друга. Мои мысли, напоминая перепуганных кроликов, бесцельно метались из стороны в сторону. Я вспомнила слова Фиби: «Кажется, это Аннабель увлеклась Дэниелом… Дэниел был человеком спокойным… Всего лишь небольшой флирт».
– Просто я думала… В смысле… Я и не понимала, что…
Дэниел спас меня от тщетных попыток подобрать слова.
– Вы думали, что мы только гуляли вместе. Я всегда надеялся, что Фиби и Чипс тоже так считали, но, как вы видите, все не было так уж невинно.
– Вы… вы уверены, что она ваша дочь?
– Я понял это сразу же, как только увидел ее сегодня днем сидящей на складном стульчике в конце дамбы. Как она в холод и дождь пыталась дорисовать свою картину. Прю, вы совсем побледнели. Думаю, нам обоим не помешает выпить.
Дэниел прошел к холодильнику. Достал бокалы, лед и содовую, потом бутылку виски и водрузил все на бар.
– Дэниел, я не пью виски.
– У меня нет ничего другого.
Он открыл бутылку.
– Но девочка даже не похожа на вас, – сказала я.
– Она и на Аннабель не похожа. Однако у меня сохранилась фотография моей матери примерно в этом возрасте. Девяти-десяти лет. Шарлотта – ее копия.
– А вы знали, что Аннабель носит под сердцем вашего ребенка?
– Она сообщила мне об этом.
– И этого было недостаточно?
– Как оказывается, нет.
– Не понимаю.
Он закрыл дверцу холодильника и прислонился к ней спиной, зажав в руке бокал.
– Прю, снимайте плащ. Вы словно готовы сбежать в любой момент. К тому же плащ промок. Ни к чему, чтобы вы заболели.
Замечание Дэниела показалось мне неуместным при данных обстоятельствах, но я послушалась: расстегнула плащ, сняла его и перекинула через спинку кресла. Дэниел протянул мне бокал, и я сделала глоток ледяного виски.
– Дэниел, я ничего не понимаю.
– Вы и не сможете понять, пока не узнаете о сущности Аннабель. – Он нахмурился. – Неужели вы с ней не встречались, когда гостили у Фиби?
– Нет, наши пути не пересекались. Она, должно быть, гостила летом, а я обычно в это время уезжала к отцу в Нортумберленд.
– Это многое объясняет.
– Вы любили ее? – непринужденно спросила я, будто ответ ничего для меня не значил.
– Нет, не любил. Если так подумать, она не очень-то мне и нравилась. Но есть в Аннабель нечто… удивительное, что гасит прочие эмоции. Мне было двадцать, ей двадцать восемь. Она – замужняя женщина, мать. Но нас это не волновало.
– Но разве про вас… не болтали? Конечно же, Фиби и Чипс…
– Да, они знали, но предпочли притвориться, что это невинный флирт. Аннабель не была глупа. Вокруг нее крутилось множество ухажеров.
– Наверное, она очень красива.
Я еле сдержала завистливые нотки – обо мне еще никто не говорил «удивительная», и вряд ли скажет.