– Не зря мне показалось знакомым ваше лицо. Я видела вашу фотографию в гостиной Фиби. Я всегда думала, что вы очень милая.
– Спасибо.
– И Фиби рассказывала о вас, когда я приходила к ней. С ней так здорово пить чай, потому что нет ощущения, что ты с кем-то из взрослых. Мне разрешают ходить к ней одной. И мы всегда играем с каруселью, которая раньше была граммофоном.
– Она принадлежала мне. Чипс сделал ее для меня.
– Я не знала Чипса. Он давно умер.
– А вот я не знакома с твоей матерью, – сообщила я.
– Но мы приезжаем к бабушке почти каждое лето.
– А я на Пасху или иногда на Рождество, поэтому наши пути не пересекались. Я даже не знаю, как ее зовут.
– Аннабель. Она была Аннабель Толливер. Но теперь ее зовут миссис Коллис.
– А у тебя есть братья или сестры?
– Только брат. Майкл. Ему пятнадцать. Он в Веллингтоне.
– А в Веллингтоне, случайно, не взорвался котел?
Я пыталась придать беседе легкий характер, но Шарлотта даже не улыбнулась.
– Нет, – сказала она.
Изучая меню, я думала о миссис Толливер. В памяти возник образ стройной, элегантной, довольно высокомерной дамы, всегда безупречно одетой. Ее седые волосы были аккуратно уложены, плиссированные юбки отутюжены, а туфли с длинными узкими носами начищены до блеска, напоминая гладкие каштаны. Я подумала об Уайт-лодже, куда направлялась Шарлотта. Чем же мог заняться ребенок в таких идеальных садах и тихом доме, где всегда царил порядок?
Я взглянула на девочку: она тоже хмурилась, решая, что взять на обед. Она напоминала крохотное печальное существо. Вряд ли можно радоваться, когда тебя отправляют домой из-за неполадок с водонагревателем. Нежданных и нежеланных. Тем более когда твоя мать за границей и некому о тебе позаботиться. Что же тут хорошего, если тебя посадили одну в поезд и отправили на другой конец страны к бабушке? Мне даже захотелось, чтобы миссис Толливер вдруг оказалась кругленькой, уютной бабулей, от которой веет теплом и которая обожает вязать куклам одежду и раскладывать пасьянс.
Шарлотта подняла взгляд и увидела, что я наблюдаю за ней.
– Не знаю, что мне выбрать, – обреченно призналась она.
– Еще несколько минут назад ты говорила, что голодна, – ответила я. – Почему бы не взять всего понемногу?
– Хорошо. – Она решила выбрать овощной суп, ростбиф и мороженое. – Как вы думаете, – встревоженно спросила Шарлотта, – останутся ли деньги на кока-колу?
Почему же путешествие в Корнуолл на поезде столь волшебно? Знаю, я не первая, кто попал под эти чары, – когда рельсы пересекают реку Теймар по старому железнодорожному мосту Брюнеля, ты словно въезжаешь в ворота некой чудесной чужеземной страны. Каждый раз я говорю себе, что это ощущение пропадет, но оно остается. Я не могу постичь причину столь странной эйфории. Может, виной тому силуэты домов, окрашенных в розовые тона вечернего солнца. Или дело в аккуратных полях или виадуках, словно парящих в воздухе над заросшими лесом долинами, а может, в первых проблесках моря на горизонте. Или же в проносящихся мимо небольших станциях, названных в честь святых, и в криках носильщиков на платформе Труро…
Мы добрались до пересадочной станции Сент-Аббат без четверти пять. Когда поезд подъехал к платформе, мы с Шарлоттой уже были наготове возле дверей, прихватив чемоданы и букетик приунывших хризантем. Стоило выйти из вагона, как на нас налетел порыв западного ветра, принеся с собой стойкий соленый запах моря. На платформе росли пальмы, скрипя листьями, словно старые сломанные зонты. Носильщик открыл дверь товарного вагона и вытащил оттуда клетку с негодующими курами.
Я знала, что за мной должен приехать мистер Томас. Лишь ему во всем Пенмарроне принадлежало такси, и Фиби сообщила мне по телефону, что наняла его. Когда мы приблизились к мосту, я увидела ожидавшего меня мистера Томаса: он закутался в пальто, совсем как зимой, а на голову надел купленную на развале шляпу, которая прежде принадлежала шоферу какого-то аристократа. Когда Томас не водил такси, он разводил свиней – и для таких занятий у него была другая шляпа, фетровая и весьма раритетная. Фиби, обладавшая раблезианским остроумием, как-то полюбопытствовала, какую же шляпу он надевает, когда ложится в постель с миссис Томас, а моя мать в ответ поджала губы и опустила глаза, отказываясь реагировать на шутку, и Фиби больше об этом не заикалась.
Миссис Толливер нигде не было видно. Волнение Шарлотты передавалось и мне.
– Возможно, твоя бабушка ждет на другой стороне моста.
Поезд, который нигде подолгу не останавливался, тронулся с платформы. Мы внимательно взглянули на противоположную сторону, но увидели лишь тучную женщину с пакетом из магазина. Это была не миссис Толливер.
– Она может сидеть в машине на площади. Вечер холодный, чтобы стоять на улице.
– Надеюсь, бабушка не забыла про меня, – пробормотала Шарлотта.
Но мистер Томас успокоил нас.