Несмотря на все старания матери, Фиби сильно повлияла на мою жизнь. В том числе и косвенным образом, что проявилось в унаследованном мной таланте к рисованию. А также и в более практичных вещах, сформировавших мою решимость учиться во Флоренции и поступить в школу искусств. Все это в итоге привело меня к нынешней работе в галерее Маркуса Бернштейна на Корк-стрит.
Повздорили мы с мамой как раз из-за Фиби. Найджел Гордон появился в моей жизни меньше года назад. Он был первым консервативным человеком, который мне хоть сколько-нибудь понравился, а когда я привела его домой познакомиться с мамой, та не могла скрыть своего восторга. Он вел себя обходительно, слегка флиртовал, подарил цветы, а когда мама узнала, что он пригласил меня в Шотландию, чтобы погостить у его родных и представить своей матери, ее счастью не было границ. Мама даже купила мне твидовые брюки-гольф, чтобы я носила их «на вересковых пустошах». В своих фантазиях она наверняка уже видела заметки о нашей помолвке в «Таймс», приглашения с гравировкой и саму свадьбу в Лондоне, где я выступила бы в главной роли, облаченная в белоснежное платье, которое эффектно смотрится со спины.
Но в последний момент Фиби положила конец этим милым фантазиям. Вышло так, что она сломала руку, а вернувшись из больницы в свой особняк Холли-коттедж с гипсом, тут же позвонила мне и слезно просила приехать и составить ей компанию. Фиби прекрасно могла справиться со всем самостоятельно, кроме вождения автомобиля, но пребывать в заключении до тех пор, пока не снимут гипс, было выше ее сил.
Слушая тетю по телефону, я наполнялась необъяснимым чувством легкости. Только тогда и призналась себе, что не хочу ехать на север к Гордонам. Я еще не была готова так тесно связать свою жизнь с Найджелом. На подсознательном уровне ждала подходящего предлога, чтобы увильнуть от помолвки. А теперь мне преподносили его на блюдечке. Я без промедления ответила Фиби, что приеду. Затем известила Найджела, что не смогу отправиться с ним в Шотландию. И сейчас сообщила об этом матери.
Как и ожидалось, она пришла в ужас.
– В Корнуолл! К Фиби! – с явным отвращением воскликнула она.
– Мама, я должна поехать, – неуверенно улыбнулась я. – Ты же знаешь, она и двумя здоровыми руками еле-еле справляется с автомобилем.
Но мать не была настроена на юмор.
– Очень грубо отказывать в последний момент. Тебя больше никогда не пригласят! И что теперь подумает мать Найджела?
– Я напишу ей письмо. Уверена, она все поймет.
– А у Фиби… нет, ты никого там не встретишь, кроме замызганных студентов и экстравагантных дам в пончо ручной работы.
– Возможно, у миссис Толливер появится какой-нибудь подходящий для меня мужчина.
– Не стоит шутить на сей счет.
– Но это же моя жизнь, – мягко напомнила я матери.
– Ты всегда так говоришь. Даже когда переехала в тот отвратительный подвал в Ислингтоне. В Ислингтоне!
– Очень модный район, между прочим.
– А когда ты поступила в ту ужасную школу искусств…
– Зато теперь у меня есть приличная работа. Не будешь же ты это отрицать.
– Тебе пора замуж. Тогда не придется работать.
– Даже замужем я не брошу работу.
– Но, Прю, какое тебя ждет будущее? Я хочу для тебя нормальной жизни.
– Я и считаю свою жизнь нормальной.
Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Затем мать судорожно вздохнула, смертельно обиженная на меня. По крайней мере, наш спор был на некоторое время окончен.
– Я никогда тебя не пойму, – с несчастным видом пробормотала она.
Тогда я подошла и обняла ее:
– Даже не старайся, просто порадуйся за меня. Я пришлю тебе открытку из Корнуолла.
В Пенмаррон я решила ехать не на машине, а на поезде. Утром взяла такси до вокзала Паддингтон, нашла свою платформу и вагон. Я забронировала себе место, но в поезде оказалось довольно свободно: к середине сентября поток туристов пошел на убыль. Я едва поставила багаж и устроилась на сиденье, как в окно постучали. Подняв взгляд, увидела на улице мужчину с портфелем в одной руке и букетиком цветов в другой.
Поразительно, но это был Найджел.
Я встала, вернулась к двери и сошла на платформу. Найджел шел ко мне с виноватой улыбкой на лице.
– Пруденс, я уж думал, не найду тебя.
– Что ты здесь делаешь?
– Пришел тебя проводить. Пожелать хорошего пути. – Он протянул мне букетик желтых махровых хризантем. – Это тебе.
Вопреки всему я оказалась очень тронута. В его поступке читался великодушный жест прощения и знак того, что он понимал причину моего отказа. Я почувствовала себя еще большей злодейкой. Приняв букет, завернутый в шуршащую белую бумагу, уткнулась носом в цветы. Пахли они восхитительно.
Я посмотрела на Найджела и улыбнулась:
– Сейчас десять. Разве ты не должен быть в офисе?
– Нет нужды торопиться. – Найджел покачал головой.
– Я и не думала, что ты занимаешь столь высокий пост в банковской иерархии.
Найджел широко улыбнулся:
– Не такой уж и высокий. Но я могу не приходить строго ко времени, тем более что предупредил о задержке.