Под солнцем Севера

Некоторые суда плавают и в тумане, пользуясь наметкой — длинным шестом с делениями для определения глубины. Наметка помогает рулевому. Встречаются на реке узкие перекаты с крутыми поворотами. Малейшая оплошность, сойдешь немного в сторону — и судно на мели. А ведь за ним обычно тянется на буксире караван нагруженных барж. Судно пробирается в тумане медленно (не более трех-четырех километров в час), готовое при встрече с мелью дать в любую минуту полный ход назад.

С реки донесся протяжный гудок парохода. Эхо гудка прокатилось по колымскому простору и замерло в нагорной стороне.

В полдень подул ветерок. Мелкие капельки воды, словно пылинки, в изобилии носились в воздухе и как бы клубились, превращаясь в слегка редеющую пелену. Крошечные пузырьки воды оседали на листьях тальников и других 206 растений. Вдруг сквозь туман прорвался луч солнца. Пузырьки воды, сливаясь, превратились в капли.

Нашим взорам открылся, наконец, весь берег, а вскоре показалась и река.

Мы заторопились и отчалили, нам сопутствовал ветер. При встречном течении этот ветер всегда поднимает крупные волны. Под парусом наша лодка заметно подвигалась вперед. За девять часов плавания мы много раз меняли направление. В лодку то и дело брызгало холодной водой, ветер срывал гребешки волн. Руки у нас были свободны, и вода усиленно вычерпывалась. Вечером нас подтащило к мысу Толстому с лиственницами на скалах.

Осень в этом году холодная, ранняя. Никак не сравнишь ее с прошлогодним затяжным бабьим летом. И воздух, и обширные дали колымского горного правобережья серебристо-прозрачны, словно покрыты тонким ледком.

За целый день мы изрядно продрогли. Коравги догадался использовать остатки пшеничной муки и сливочного масла и сварил старинную похлебку — подобие жидкой мучной каши. После ужина сразу же залезли в спальные мешки, договорившись, что завтра встанем пораньше. Ночью появилось первое полярное сияние: северная часть небосвода светилась рассеянным светом и напоминала утреннюю зарю. Вскоре «заря» казалась уже зеленовато-желтой, а потом появились фиолетовые и красноватые оттенки.

Спозаранку двинулись на юго-запад и часа через три подплывали к высокому берегу со слоистыми обнажениями темно-красной и зеленой глины.

Перед нами — Кресты Колымские (Нижние Кресты).

Прошло еще не более часа, и мы вошли в устье Пантелеи-хи. Низовья Колымы остались позади.

ПО РЕКЕ ПАНТЕЛЕИХЕ

Пантелеиха берет начало в горах Белые Камни, известных своими залежами снега, не успевающего растаять за короткое лето. Устье реки подходит к возвышенному правобережью Колымы. По его южному склону спускались кудрявые кусты кедровника. Встретив здесь надежную защиту от северных ветров, они превосходно разрослись, отличаясь от своих сородичей темно-зеленой с сизым налетом хвоей.

Низменная равнина левого берега Паптелеихи оказалась большим пойменным островом, омываемым Колымой, Пантелеихой и Дудинской протокой.

Войдя в устье реки, мы по ходу лодки сразу ощутили слабый встречный напор воды. Ни одного мелкого и быстрого переката (шивера), свойственного горным рекам, мы на Пантелеихе не встретили.

Вдоль берега острова, перед опушкой высоких прирусловых ив, зеленела узкая полоска хвощовых лужков. На них важно расхаживала пара гусей. Увидев лодку, неожиданно для них выплывшую из-за мыса, гуси взлетели, быстро скрывшись за ивами. Под защитой правого гористого берега здесь почти не ощущалось дыхания ветра. Казалось, что осень тут еще не наступила.

Меня привлекла зеленая стена ив, и, пока Коравги хлопотал у костра, я углубился в урему.

Высохшие наилки, точно чехлы, покрывающие основания стволов и ветви, напоминали о весеннем половодье. Местами пройти через эти заросли нелегко: мешала густота древостоя и обильный подлесок из красной смородины.

Пробираясь сквозь чащобу, я встретил рябчиков. Взлетев, они рассыпались в воздухе веером, по вскоре расселись по ветвям ближайших деревьев и притаились. Я следил за полетом одной из птиц. Она с лету словно влипла в крону дерева, даже не покачнувшись при посадке. Усевшись на сучке, рябчик сразу же остался неподвижным. «Но где же остальные птицы? — подумалось мне. — Ведь они должны сидеть невдалеке друг от друга».

Однако как я ни искал других — заметить не мог. К моему удивлению, я не увидел и ранее замеченного рябчика.

Дерево для рябчика — надежное убежище от врага. Здесь оп умеет находить укромные развилки, сгущения ветвей, сочленения, теневые пятна, разнообразную, подходящую под его оперение расцветку. Птица то сидит комочком под сенью склонившихся ветвей, то, подняв голову, подобно торчащим побегам, стоит, прижавшись к самому стволу, как естественный нарост, то лежит, вытянувшись вдоль сука.

Забравшись в густое сплетение ветвей, рябчик может без малейшего промедления выбраться из своего укромного местечка, ловко минует встречные препятствия и способен без заметных уклонений пробиться даже через густые заросли. Для этого у рябчика, несмотря на его сравнительно небольшую величину, имеется достаточно силы.