Под солнцем Севера

Вдруг над болотом раздалось «курлы-курлы…» Журавли взлетели и, махая своими сильными крыльями, направились на восток. Мы невольно остановились, а Коравги с просветлевшим лицом долго провожал взглядом этих звонкоголосых птиц. Ему однажды довелось, охотясь на озере за утками, оказаться случайным соседом прилетевшей вечером пары журавлей. Они описали два-три круга над заводью, крикнули несколько раз «керр-ке-ерр» и опустились на отмель прямо в воду. На рассвете охотник слышал их возгласы, словно они после ночного отдыха приветствовали утреннюю зарю.

Теперь веселая весна уже отшумела. Она одела тундру в зеленый наряд и раскинула по ней цветы разнообразной окраски: белые, желтые, лиловые. На тундровых озерах и болотах затихали утки, гуси, лебеди. Многие птицы отложили яйца и начали высиживать птенцов.

Среди тальников, в небольшом углублении, нам удалось найти гнездо пеночки-веснички. Серенькая пташка подпустила нас шага на три и взлетела. В гнезде, выложенном почти целиком из лишайников, а внутри выстланном перышками куропатки, лежали недавно увидевшие свет крохотные птенцы. Да и сама мать лишь в три раза была крупнее своих детенышей! Стремясь свить себе гнездо на тундровой земле Чукотки, она прилетела с зимовки в Восточной Африке, преодолев огромное расстояние.

Мы поразмышляли над таким образом жизни маленького существа и пошли далее.

Невдалеке на опушке ивняков показался гусиный выводок, первый, увиденный нами в этом году. Два взрослых гуся, вытянув шеи и громко кагакая, побежали от нас к кочкарникам, увлекая за собой гусят. Взрослые птицы быстро спрятались между кочками, а пушистые желтенькие гусята с писком спешили присоединиться к ним, кувыркаясь иногда на ходу, хотя мы их и не преследовали.

По берегам ручья, вытекавшего из-под снежного забоя, росли приземистые травы-многолетники. Рядом с кисличником (оксирией) скромно зацвел болотный белозер. На верхушке его чуть как бы граненых стеблей раскрылись крупные белые цветки. Коравги заметил, что пастой белозора пьют «от рези и боли живота».

На ночевку расположились у подножия тундрового увала, быстро развьючив оленей. Они закусили листочками тальника и, прильнув губами к ручью, с большой охотой напились.

Меня заинтересовали окрестности. Пройдя около километра, я остановился: послышалась своеобразная песня. Невдалеке какие-то птицы однообразно повторяли: «вя-ка, вя-ка, вя-ка», делая ударение на «я».

Эта мелодия иногда сменялась на более частое и беспокойное «кувя-кувя-кувя».

При моем приближении песня смолкла, а вскоре вспорхнул с гнезда и певец-кулик — малый веретенник. Передо мной мелькнули его длинноватый клюв и надхвостье с темными отметинами. В гнезде, устроенном в плоской ямке и выложенном былинками прошлогодней травы, лежали три маленьких птенца, у них уже появлялось палево-рыжеватое оперение. Позднее выяснилось, что кулик этот — обычная охотничья птица низовьев Колымы.

Близ одного из многих встречных озер, окаймленных осоками, я набрел на незатейливое гнездо лебедя, выстланное сухими травами и пухом. Издали я принял его за большую кочку. Три крупных желтовато-белых яйца были едва прикрыты пожухлыми соломинами злаков.

Птицы находят в тундре самые благоприятные условия для выведения и воспитания птенцов: много воды, мало людей, легкость добычи корма, светлый бесконечный день. Правда, короткое лето заставляет пернатых обитателей тундры, насколько возможно, сжимать сроки гнездования.

Километра три отделяло меня от нашей палатки, когда я поравнялся с бугром, уже целиком свободным от снега. На вершине бугра неподвижно сидела полярная сова» резко выделяясь своим белым оперением на серовато-зеленом фоне тундры. Обычно птица устраивается так, чтобы вокруг открывался свободный обзор.

К моему удивлению, сова подпустила меня на расстояние не более четырех-пяти метров и лишь тогда взлетела. Низ тела оказался у нее голым: от усердного насиживания перья на нем редеют и потом выпадают. На обнаженном от травы пятне почвы, в ямке, словно в блюдце, в беспорядке лежало пять белых, почти круглых яиц размером чуть побольше куриных. Ни единого признака подстилки травы, пуха и прочего под ними не было.

Я направился к находящейся поодаль долине речки и, спустившись туда, занялся изучением растительности. Примерно через полчаса любопытство заставило меня выглянуть из долины. Сова сидела на гнезде. Вот к ней подлетел, видимо, самец с добычей; положив ее у гнезда, снова улетел на промысел. Жизнь шла нормальным ходом. На меня птицы не обращали внимания: значит, я им не мешал.

Закончив часа через полтора свою работу, я поднялся к бровке долины и опять поглядел, что делает сова. На этот раз я, используя отвершек долины, скрытно продвинулся к гнезду поближе и смог наблюдать за птицей сквозь ветки березки, приютившейся на самой бровке отвертка. Осторожно направив на гнездо бинокль и всмотревшись, я стал свидетелем интересных событий.