Олаф нежно ласкал Ислу, проводя рукой по удивительно идеальным линиям её тела. Целуя её, он словно погружался в неземной рай, забывая о реальном мире. Этот светлый луч судьбы обезоруживала его, снимала с него чувство опасности, умение предвидеть, он чувствовал себя рядом с Ислой незащищённым. И вся его суровость, твёрдость характера, к которым его принуждали обстоятельства, впитывая в него и наделяя его необходимыми качествами лидера, всё это таяло в ослепительном сиянии чувств к этой юной девушке, снимая маску грозности, неприступности, оставляя лишь то, что скрывалось под этими тяжеленными и толстостенными доспехами. Олаф почувствовал в себе те чувства, которые скрывал внутри себя все свои годы борьбы за престол. Прояснилась и выплыла наружу чуткость, доброта, сострадание и все те чувства, которыми наделён человек с детства, которые дарит нам природа ещё в колыбели – вначале нашей жизни, и от которых человек отказывается, прикрываясь листиками, стыдясь этих чувств, словно порочного бесстыдства, неискоренимого порока, от которого нужно избавиться. Так Олаф, в борьбе за престол, наделил себя твёрдым характером, яростной решимостью, несговорчивостью, безумной и слепой отвагой, силой идущей на пролом. Не способный к ощущению прекрасного, созерцанию природы, Олаф превратился в злобного зверя, каким его знали на всех завоёванных им землях.
Исла отдалась Олафу, всем его нежным ласкам, как невольный раб своему хозяину. Она не сопротивлялась, но его пылкие поцелуи не могли не затронуть её чувств. Он предложил ей остаться, но она молчаливо, вся дрожа от волнения, вспыхнувшего в ней против её воли, но приятного, не сопротивляющегося, покинула дом Олафа, убежав домой. В таком рыдании нашла её мать, лежащую на кровати и прикрывшейся одеялом. Успокаивая дочь – единственную оставшуюся радость и смысл жизни на земле, она твердила, многократно повторяя про себя: «что скажут люди? Ведь их языки хуже смерти».
Глава 40
Спустя время викинги заметили, что их король переменился. Он стал менее грозен, менее суров с подданными, более мягок к крестьянам. Олаф освободил всех пленных, не боясь, что они взбунтуются, стал заставлять викингов работать, шотландцам начал помогать ловить рыбу, разделывать туши овец, обустраивать жилища, добывать тюлений жир. Теперь викинги, привыкшие воевать, брать силой, вынуждены были всё делать наравне с местными жителями. Привилегий для них больше не было, Олаф отменил драконовские налоги. Такие перемены не могли отразиться на мнении об Олафе его людей. Одни хвалили его, другие возненавидели, третьи считали, что он лишился разума. Олаф посчитал шотландцев, как и викингов, свободными жителями нормандских земель, наделенных равными правами. Последнее, никак не принималось многими воинами, желающими поскорее убраться с островов, ставших для них проклятием, временным заточением.
Олафа мало интересовали мнения воинов и растущее недовольство среди них. Почувствовав в себе новые ощущения, ставшие для него более близкими и родными, но скрывающиеся до определённого момента, за личиной суровости и властности, Олаф ощутил и прилив новых небывалых сил, несмотря на суровость погоды в здешних землях. Его мозг бурлил, кипел желанием создать новое, развить страну, сделать людей счастливее, что бы они ощущали те же приятные силы и рвения к лучшим переменам, какие ощутил в себе он, зародившиеся в нем с появлением в его жизни Ислы. Олаф позволил одновременно существовать на островах язычеству и христианству.
Специально для Олафа – нового повелителя Фарерских островов, жители смастерили трон, украсив его золотом великолепной работы, плетёным серебром, вьющемся верёвкой вокруг спинки трона. Некоторое время Олаф перемещался по острову в повозке, покрытой сложным орнаментом. От фермы к ферме, его сопровождала Исла, которую многие считали его женой. Его встречали пиром, песнопениями и обращением к богам. Шотландцы воспевали своих богов, а викинги, осевшие в деревнях, заделавшись фермерами, восхваляли Тора: «Ты сломал члены Лейкм, ты сокрушил Тарвальди, ты поразил Старкада, ты попирал погибшего Гьялпа. Твой молот раздробил череп Кейлы, ты смолол в куски Кьялланди, ты убил Лут и Лейди, ты пустил кровь Бусейре, ты не давал покоя Хенльян Кьяпте». Во время таких пиров, Оливия совершала обряд жертвоприношения, для лучшего урожая весной и удачную морскую охоту. Для этого, Оливия сперва освящала корову или овцу, затем животное убивали, а потом все дружно поедали мясо во время пира.