Под сенью звезд

Эти массовые убийства гринд превратились в традицию. Люди боятся, что зло вернётся в обличии морских существ, схожих с дельфинами. Суеверные люди предусмотрительно не допускают к берегу священника, Натана, что бы он не предупредил гринд об опасности, люди помнят его сговор с ведьмой и не верят ему. Также они не допускают к месту боя беременных женщин, боясь, что демоны, покинувшие тела убитых гринд, проникнут в тело женщин, как в колыбель зарождения, и вселятся в тело плода. Беременные женщины и священник в этот день не смеют показаться на поле сражения – зло не должно знать о засаде, об опасности.

Кое-что изменилось и в самой традиции – вечном бое с неведомым злом. Теперь с ним сражаются лишь юноши, не вкусившие запаха смерти. Зло всё помнит, у него хорошая память. Люди решили каждый год менять людей, готовящихся к поединку, чтобы злу не были известны лица его палачей, ибо узнав их, оно вспомнит и их недостатки – их слабые места, и потому сможет их одолеть. По этой причине предусмотрительные люди высылают раз в год своих сыновей, юношей, которые должны впервые встретиться с посланниками зловещего монстра и одолеть их в честном поединке. Эту кровавую традицию они назвали: «традицией мужества». Как истинные охотники, беспощадно, с хладнокровием и жестокостью, ничего не имеющего общего с гуманностью, они убивают, режут на части живую плоть чёрных дельфинов и… оставляют жизнь одному. Зачем? Не лучше ли и его отправить на тот свет? Ведь вся его стая, вся семья, включая новорождённых, погибла у него на глазах. Люди отпускают одного, пристально следя ему в след, глядя, как он улепётывает, скрываясь в тёмных просторах океана, унеся с собой ненависть и боль, переходящую в забвение. Не лучше ли было его убить? Зачем ему нужна эта жизнь без родных, без близких ему созданий? Он бы и сам ушёл из жизни, потеряв все надежды на неё, ведь теряя близкого, ты и сам, порой, отдаешь часть себя. Отрывается частичка сердца, вместе с гибелью близкого, а вместо этого остаётся частичка забвения – мёртвая ткань, не способная жить и не имеющая ничего общего с жизнью. Жизнь и смерть становятся на весы существования, оценивая друг друга – чья возьмёт. Мёртвые частички сердца объединяются, их становится больше, пока всё сердце не потяжелеет, не окаменеет и не погибнет. Но жизнь на этом не оканчивается, на смену погибшему рождается новое, животрепещущее, полное желания и сил к существованию, и вечной судьбе живого и мёртвого. Бесконечный покой также цепко хватается за существование, как и движение. Живое также нельзя одолеть, как и мёртвое – это закон равновесия, закон всесильной и вечной природы.

Люди, стоящие по пояс в кровяной жиже, окрашенные багровой кровью, спрятавшие лица за кровавой маской смерти, уже вкусившие чувство, возникающее при убийстве, отпустили одного из стаи. Они желают, что бы он, выживший в поединке, вернулся бы к зловещему чудовищу и рассказал бы ему об отражении атаки, о том, что зло проиграло и в этот раз. Пусть оно готовит своих странников, своих воинов к следующему поединку, пусть оно знает, что жители восемнадцати островов не струсят перед ним и встретят его безропотно.

Поздним вечером, когда кровавые страсти на берегу улеглись, тела убитых гринд выволокли на берег и сложили в линию, как трофеи, оставляя в прибое огромное красное пятно, где, быть может, задыхаясь в крови родных, погибали детёныши дельфинов, не замеченные людьми. Их жалкие голоса всё ещё резали слух и терзали души людей, прося о милосердии, о быстрой смерти, ибо жизнь для них потеряла всякий смысл. Мир жестоко встретил их на пороге жизни, оттолкнув их обратно – в преисподнюю, за черту жизни.

Натан вместе со своей семьёй находился в этот вечер далеко от кровавых событий. Он был в храме на острове Сандой, где когда-то он спрятал за овечьими шкурами изваяние Христа, отвергнутого жителями. Он открыл статую, сбросив шкуры, и подвёл шестилетнего мальчика к алтарю.

– Вот, Сигар, смотри, – сказал Натан. – Это наш бог, его зовут Христос. Он обладает удивительным качеством человеческой души – милосердием, он дарит своё сострадание людям. В этом заключается его любовь к людям, он учит их доброте и жалости…

– Но, отец, – робко сказал Сигар тоненьким дискантом, – почему же тогда люди собрались на берегу? Ты велел мне не смотреть в их лица, когда мы уплывали.

– Они отвернулись от Господа, ими завладело зло, – ответил священник.

Айлин молчала, она стояла позади мальчика, нежно держа его за плечи.

– Может когда-нибудь, – продолжил священник, – они увидят это изваяние и в них пробудится жалость, они поймут, что без сострадания к живому человек теряет себя, превращаясь в безликий, холодный камень.

– Ты сегодня обещал сделать меня своим помощником, – сказал юный Сигар.

– Да, сегодня ты, находясь в священном месте Христа, дашь обещание, верно служить Господу.

Мальчик покорно склонил голову. А священник приступил к молитвам и церемонии посвящения в послушники. После церемонии и облачении Сигара в новое чёрное одеяние, сшитое Айлин, Натан отвел мальчику в небольшую келью: