Под сенью дев, увенчанных цветами

Я сразу воспламенился и решил, что, когда она любит, она превращается в робкое дитя и что она осталась с нами, несмотря на грубости Альбертины, для меня и ради меня; наверно, она счастлива, что наконец-то может этим своим улыбчивым и кротким взглядом признаться мне, что ко мне она будет столь же нежна, сколь жестока к другим. Возможно, она приметила меня на том же пляже, когда я еще ее не знал, и с тех пор думала обо мне; наверно, она и над тем старичком издевалась, чтобы вызвать во мне восхищение, а потом ходила угрюмая, потому что ей не удавалось со мной познакомиться. Из гостиницы я часто замечал ее по вечерам: она гуляла по пляжу. Скорее всего, надеялась меня повстречать. А сейчас присутствие Альбертины ее явно стесняло не меньше, чем если бы здесь собралась вся стайка, но несмотря на то, что подруга всё сильнее обдавала ее холодом, она все-таки шла за нами по пятам и явно надеялась, что останется позже Альбертины, и назначит мне свидание на то время, когда сумеет ускользнуть из-под надзора семьи и подруг, и встретится со мной в надежном месте перед мессой или после гольфа. Андре с ней не ладила и терпеть ее не могла, из-за этого увидеться с ней было еще труднее. «Я долго терпела ее кошмарную неискренность, — сказала мне Андре, — ее угодливость, гадости, которые она мне подстраивала. Ради других я всё это терпела. Но последняя ее выходка уже ни в какие ворота не лезет». И она пересказала мне сплетню о том, что сделала эта девушка; ее поступок и впрямь мог навредить Андре.

Но слова, обещанные мне взглядом Жизели, как только Альбертина оставит нас вдвоем, так и не были сказаны, потому что Альбертина упрямо шла между нами и отвечала подруге всё короче и короче, а потом вообще перестала с ней говорить, и той пришлось уйти. Я упрекнул Альбертину за то, что она вела себя так неприветливо. «Это научит ее вести себя скромней. Она девочка неплохая, но надоедливая. Нечего ей повсюду совать нос. Чего она к нам пристала? Никто ее не звал. Еще немного, и я бы ее прогнала. И вдобавок я ненавижу, когда она гуляет простоволосая, это дурной тон». Пока Альбертина говорила, я смотрел на ее щеки и размышлял, чем они пахнут, какой у них вкус: в этот день лицо у нее было не столько свежее, сколько ясное, ровного розового цвета с фиолетовым отливом, нежное, как сливки, похожее на розы, покрытые восковым глянцем. Ее щеки влекли меня, как иногда влекут цветы. «Я этого не заметил», — отвечал я. «Хотя смотрели на нее во все глаза, будто портрет с нее хотели написать, — возразила она, не смягчаясь тем, что теперь я именно так смотрел на нее саму. — Однако не думаю, что она бы вам понравилась. Она совсем не умеет кокетничать. А вам-то должны нравиться кокетки. Как бы то ни было, больше ей не удастся нам надоедать, а нам не придется от нее отделываться, скоро она уезжает в Париж». — «Другие ваши подруги тоже уезжают?» — «Нет, только она и ее мисс; она должна пересдать экзамены, ей придется зубрить, бедняге. Веселого мало, скажу я вам. Иногда попадаются хорошие темы. Это уж как повезет. Одной нашей подруге попалось: „Расскажите о несчастном случае, которому вы были свидетелем“. Такая удача ей выпала. Зато другой моей знакомой девочке досталось, причем на письменном экзамене: „Кого бы вы предпочли иметь другом, Альцеста или Филинта?“[276] Вот уж тут бы я засыпалась! Во-первых и в-главных, задавать такой вопрос девушке неприлично. Девушки дружат с другими девушками, а с молодыми людьми им дружить не полагается. (Тут я затрепетал, понимая, что у меня мало шансов быть принятым в стайку.) Но в любом случае, даже если бы этот вопрос задали молодым людям, ну что можно сказать на эту тему? Несколько семей написали в „Голуа“[277] жалобы на то, что нам предлагают такие трудные вопросы. Самое удивительное, что в сборнике лучших ученических работ, отмеченных наградами, есть два сочинения на эту тему, причем в них утверждается совершенно противоположное. Всё зависит от экзаменатора. Один хотел, чтобы написали, что Филинт льстец и обманщик, другой — что Альцестом, конечно, нельзя не восхищаться, но он слишком сварливый и в друзья лучше выбрать Филинта. Как могут несчастные ученики в этом разобраться, если преподаватели сами не могут между собой договориться? И это бы еще ладно, но ведь с каждым годом задания всё трудней. Жизели нипочем не справиться без протекции».