Под сенью дев, увенчанных цветами

На этот раз мы почти сразу встретили высокую Андре, ту, которая перепрыгнула через старичка банкира; Альбертине пришлось нас познакомить. У ее подруги были невероятно светлые глаза — как будто в затененной квартире отворили дверь в комнату, залитую солнцем и зеленоватым отблеском освещенного моря.

Мимо прошли пять человек, прекрасно знакомых мне в лицо с первых дней моего приезда в Бальбек. Я часто пытался угадать, кто они такие. «Это не слишком шикарная публика, — сказала Альбертина. — Старичок в желтых перчатках вообще-то симпатичный и выглядит неплохо, это бальбекский зубной врач, он славный; толстяк — мэр, не тот маленький толстячок, того вы наверно уже видели, то учитель танцев, он тоже противный, он нас терпеть не может, потому что мы слишком шумим в казино, портим стулья, не хотим танцевать на ковре, и он никогда не присуждал нам призов, хотя кроме нас там и танцевать-то никто не умеет. А зубной врач, я бы с ним поздоровалась, нарочно, чтобы позлить учителя танцев, но нельзя: с ними идет господин де Сен-Круа, генеральный советник, он из очень хорошей семьи, но ради денег перешел на сторону республиканцев, и теперь никто из приличных людей с ним не здоровается. Он знаком с моим дядей, они видятся в правительстве, а остальные мои родственники от него отвернулись. Тощий в дождевике — дирижер. Как, вы его не знаете? Он дирижирует божественно. Вы не ходили слушать Cavalleria Rusticana?[274] Ах, по мне, так это идеально! Сегодня вечером он дает концерт, но мы не идем, потому что это в зале мэрии. В казино сколько угодно, но из мэрии вынесли Христа, и если мы пойдем, у матери Андре будет апоплексический удар, не иначе. Вы мне на это скажете, что муж моей тетки член правительства. Но что вы хотите? Тетка — это тетка. Но это не значит, что я ее люблю! Она всегда только и думала, как бы от меня отделаться. Мне заменила мать совсем другая женщина, и это вдвойне ее заслуга, потому что в сущности она мне никто, просто она мне друг, и, в общем, я ее люблю как мать. Я покажу вам ее фотографию». На нас ненадолго напал Октав, чемпион гольфа и игрок в баккара. Я было думал признаться, что у нас есть общие знакомые, потому что в разговоре выяснилось, что он в родстве с Вердюренами и они его весьма привечают. Но о знаменитых средах он говорил с пренебрежением и добавил, что г-н Вердюрен не знает, когда надевать смокинг, так что чистая мука натыкаться на него в «мюзик-холлах», где вам страшно неловко, когда господин в пиджаке и черном галстуке, ни дать ни взять деревенский нотариус, кричит вам: «Привет, проказник!» Потом Октав нас покинул, а вскоре после него и Андре — мы дошли до ее шале, и она ушла домой, так и не сказав мне ни слова за всю прогулку. Мне было жаль, что она ушла, тем более что пока я жаловался Альбертине, как холодно со мной обошлась ее подруга, а про себя думал, что Альбертина, кажется, пытаясь подружить меня со стайкой, столкнулась с тем же затруднением, что и Эльстир в тот первый день, когда хотел исполнить мое желание, — в тот самый миг мимо прошли знакомые девушки, барышни д’Амбрезак, которых я приветствовал, и Альбертина с ними тоже поздоровалась.