типа ВАК, либо по окончании специальных элитарных учебных заведений (типа
французской ЭНА — Национальной школы администрации).
Однако ничего подобного сделано не было. Не говоря уже о том, что люди,
находящиеся в плену советских представлений об образовательной политике и
социальной мобильности, не могут помышлять о серьезных изменениях в этой сфере,
даже при желании их осуществить возникнет неизбежное противоречие между
желательным уровнем компетентности отбираемых представителей интеллектуального
слоя и компетентностью самих отбирающих. Люди, выдвинутые в свое время советской
системой с её принципом отрицательного отбора, не в состоянии адекватно оценить
подлинную образованность, таланты и способности. Критерии же были безнадежно
утрачены ещё в конце 50-х годов, когда вымерли последние специалисты,
подготовленные в досоветскую эпоху. А пока сама нынешняя властная среда
претерпит качественные изменения (для этого в её составе должна образоваться
«критическая масса» лиц нового поколения) пройдет ещё немало времени.
К тому же процессы в сфере подготовки интеллектуального слоя не стояли на месте,
а продолжали развиваться в прежнем советском духе. Робкие шаги в противоположном
направлении намечались было весной 1998 (в частности, идея создания классических
университетов), но были заброшены. В дальнейшем же руководство министерства
образования (стопроцентно советское) откровенно придерживалось принципа «числом
поболе, ценою подешевле», ставя себе в заслугу увеличение приема в вузы «за счет
собственных резервов», то есть увеличения числа студентов, приходящихся на
одного преподавателя. Собственно, когда высшее образование рассматривается как
средство для предотвращения хулиганства (а министр высказывался в том духе, что
пусть лучше учатся, чем без дела шляются по улицам), говорить о повышении
статуса интеллектуального слоя было просто неуместно.
Как показывает исторический опыт, чтобы даже самые дельные образовательные
реформы дали первый результат, с момента их начала должно пройти не менее
десятилетия. Поскольку же расширенное производство полуграмотных
«интеллектуалов» в дополнение к многим миллионам уже имеющихся будет происходить
в России ещё неизвестно, сколько времени, то перспективы обретения подлинными
интеллектуалами достойного положения в обществе представляются в первые
десятилетия будущего века вполне безрадостными. По мере дальнейшего роста
численности и удельного веса дипломированных лиц тенденция к снижению статуса
всего этого слоя, будет, конечно, только усугубляться.
Такая тенденция свойственна в большей или меньшей степени и западным странам. Но
там её очевидное противоречие объективному росту на так называемой
«постиндустриальной» стадии развития роли интеллектуального фактора разрешается
и, видимо, будет разрешаться впредь на путях последовательной сегрегации внутри
самого интеллектуального слоя: средством сохранения элитарного положения
интеллектуального слоя выступает ограничение его состава лишь наиболее
образованными и компетентными слоями ученых и специалистов (чьи доходы и статус
намного выше среднего уровня), тогда как рядовые сливаются со всей массой
населения и фактически утрачивают принадлежность к этому слою. В условиях давно
действующей и хорошо отлаженной системы «рынка» с одной стороны и
целенаправленной заботы государства о своих кадрах с другой, это происходит
достаточно «стихийно», даже без каких-либо формальных установок и показателей.
Но в значительной мере сегрегация имеет место уже на этапе поступления в высшие
учебные заведения, статус которых резко дифференцирован и в ряде случаев
непосредственно обусловлен определенным уровнем «коэффициента
интеллектуальности» абитуриентов.
В России же разграничение массы формально равноценных по диплому об образовании,
а на самом деле имеющих мало общего между собой по уровню общей культуры и
реальным знаниям лиц, представляет собой трудноразрешимую задачу. Собственно, и
задачи такой никто не ставит. В условиях, когда государство не проявляет
заинтересованности в отборе действительно лучших кадров, а нормальный рыночный
механизм, замененный соперничеством номенклатурно-криминальных группировок, тоже
не работает, кадровые назначения производятся по принципу клановой
принадлежности или случайных знакомств и родственных связей. Поэтому, хотя часть
лиц интеллектуального труда и занимает привилегированное положение,
охарактеризовать именно их как интеллектуальный слой, подобный существующему в
других странах, не представляется возможным. Это достаточно случайная
совокупность людей, не имеющих между собой ничего общего, кроме судьбы,
позволившей им занять свое нынешнее положение, и не отличающихся ни более
высоким уровнем знаний, ни культурной общностью.
Слабая стратифицированность интеллектуального слоя (который продолжал, как и в
советское время, оставаться чрезвычайно разросшейся совокупностью обладателей
одинаковых по статусу дипломов) обрекал его в целом на сохранение своего
незавидного положения, не позволяя занять достойное место в обществе хотя бы