Почему РФ - не Россия

сохранил идеологическую и юридическую преемственность от советского. Он признал

как общее правило законными и действующими все установления коммунистического

режима (за редчайшими и особо оговоренными исключениями) и — ни одного,

действовавшего в исторической России

Все его структуры были созданы коммунистическим режимом, являлись прямым

продолжением существовавших на протяжении семи советских десятилетий и не имели

ни малейшего отношения к дореволюционным. Выборы в них проводились по советским

законам, при власти КПСС, и сам Ельцин был избран президентом ленинской РСФСР, а

вовсе не абстрактной «России». Все это, однако, не было неодолимым препятствием

для воссоздания России, поскольку, свергнув породившую его власть КПСС и даже

запретив её, Ельцин вполне мог бы прямо заявить о незаконности большевистского

режима, о намерении возвратиться к прерванной легитимной традиции и, как

следствие, о временном, переходном характере возглавляемой им власти. Но ничего

подобного сделано не было. Со стороны властей не было дано однозначной оценки

большевистскому перевороту как катастрофе, уничтожившей российскую

государственность и советскому режиму как преступному по своей сути на всех

этапах его существования, не были ликвидированы по всей стране соответствующие

атрибуты и символика, не были уничтожены все формы почитания коммунистических

преступников. Напротив, Ельцин прямо и недвусмысленно продемонстрировал, что

именно их наследие он считает легитимным. При заключении соглашения о СНГ за

отправную точку был взят так называемый «договор об образовании СССР» 1922 года

— ленинское творение принималось всерьез как единственная законная основа

существования государства, как будто исторической единой России никогда не

существовало. Бело-сине-красный флаг, под которым создавалась Российская империя

был употреблен для расшвыривания её обломков.

Конечно же, протянуть нить правопреемства непосредственно от исторической

Россией эти люди не могли. Еще раз заметим, что государственное преемство вещь

гораздо более принципиальная, чем форма конкретного режима. Понятно, что

«царизма» «демократическая власть» могла стесняться, «империя» в обстановке

территориального распада для неё и вовсе было словом страшным, но, казалось бы,

в духе той риторики, что сопровождала события 1991 года, вполне можно было бы

поставить вопрос о преемстве от керенской «демократической республики». Но,

несмотря на идеально модный бренд — не стали вести и от неё. Потому что никакой

особой февральской государственности (от которой можно бы вести преемство в

отличие от «царизма») на самом деле не существовало. Это, в плане преемства та

же самая государственность и если бы вздумалось выводить правопреемство

непременно от послефевральского времени, то на практике это было бы практически

то же самое, что выводить её от «царизма». Пришлось бы признать 99% его правовой

базы (которая была отменена только большевиками), и провозглашенная на 2 мес.

случайными людьми без всяких на то полномочий Российская республика утешением

тут бы не стала. Потому что, веди преемство хоть от монархии, хоть от этой

республики а это все равно было бы преемство от российской государственности,

порвать с которой в свое время были не готовы, за исключением большевиков, даже

самые радикальные революционеры, видевшие себя все-таки правителями России, а не

разжигателями всемирного пожара. Но точно так же не готовы были восстановить это

преемство наследники большевиков, каковыми были правители «новой России».

«Декоммунизация», о которой много говорили в то время, свелась к шутовскому

«суду над КПСС», результатом которого вовсе не было осуждение партии,

насильственно захватившей власть, установившей жесточайший тоталитарный режим и

уничтоживший миллионы жителей. Напротив, существование КПСС как партии было

признано вполне законным. Осужден был лишь факт «узурпации» её руководящими

структурами функций государственных органов (положение вполне смехотворное,

учитывая, что все эти органы и само советское государство были порождением этой

самой партии). Несмотря на запрет организационных структур КПСС (в чем не было

ни малейшего смысла, коль скоро им на смену к тому времени пришли структуры

КПРФ), остались в силе все идеологические элементы, отрицающие дореволюционную

российскую государственность.

Не был отменен на государственном уровне культ Ленина: его капище на Красной

площади вплоть до конца 1993 г. охранялось почетным караулом (и впоследствии в

Думе и мэром Москвы неоднократно ставился вопрос о восстановлении «поста №1»),

во всех населенных пунктах сохранялись его изваяния, посвященные ему музеи и

т.д. Вопрос о ликвидации Мавзолея не раз поднимался в течение последующих

полутора столетий, однако всякий раз решался отрицательно. Причем одним из

главных аргументов неизменно был тот, что это-де есть «покушение на нашу

историю», что в мавзолее покоится «основоположник нашего государства».

Солидаризируясь или соглашаясь с ним, власти всякий раз свидетельствовали, чьими

наследниками являются. Но если такова была позиция самой власти, то ещё более