наиболее образованным и компетентным его группам. Такие
социально-профессиональные группы в принципе существовали (например, сотрудники
Академии Наук, некоторых возникших в последнее время научных обществ и небольших
исследовательских институтов, ведущих отраслевых НИИ, особенно оборонного
комплекса, вузовская профессура, часть врачебного и преподавательского персонала
и т.д.). Но, во-первых, они (в большинстве комплектовавшиеся в советское время)
тоже очень сильно были засорены недееспособным элементом, а во-вторых,
отсутствовал механизм их государственного и общественного «признания» и
статусного отграничения от массы «образованцев». Если со временем установится
рациональный порядок комплектования таких групп, а названный механизм будет
когда-нибудь запущен, то эволюция интеллектуального слоя пойдет, как минимум, по
образцу нынешних западных стран, а при особой роли государства, возможно, и в
русле традиций исторической России. Пока же, к сожалению, ни на то, ни на другое
рассчитывать не приходится.
Таким образом при сохранении в качестве политической элиты людей советской
ориентации, а интеллектуальным слоем — своей советской сущности, не приходилось
рассчитывать, чтобы наследие исторической России нашло поддержку в истеблишменте
или в широких кругах интеллигенции. Разумеется, с ликвидацией советской цензуры
была переиздана достаточно большая часть литературного и исторического наследия
Российской империи, но поскольку это процесс совпал с заметным ухудшением
материального положения большинства образованных людей и сопровождался к тому же
общим упадком интереса к политико-идеологическим вопросам (как следствие
разочарования результатами «перестройки»), адекватного эффекта это не произвело.
Появилось, конечно, некоторое число лиц, ориентирующихся на традиции
исторической России, но среди политической элиты их не было, а во всей массе
культурного слоя они выглядели каплей в море национал-большевистских и
внероссийски ориентированных демократических пристрастий.
Идеология «новой России».
Территориальный распад страны и сохранение господства в ней прежней элиты
обусловили и такую ситуацию в идеологической сфере, которая не только не
благоприятствовала восприятию наследия исторической России, но и, в свою
очередь, сама по себе ещё более способствовала его отторжению. Идеологическая
атмосфера в 1990–2000-х годах складывалась под воздействием во-первых, позиции
самой власти, во-вторых, настроений в широких кругах интеллигенции,
формировавшихся основными средствами массовой информации, в-третьих,
представлений различных идейно-политических группировок, кристаллизировавшихся в
эти годы. При рассмотрении этих факторов становится понятным, почему их
равнодействующая оказалась направлена в сторону от преемства с Российской
империей и наследие последней (если не считать отдельных внешних атрибутов)
осталось невостребованным.
«Постсоветская власть» и выбор правопреемства.
Вопрос об исторической преемственности обычно является ключевым для всякой новой
власти, если только она не претендует быть воплощением какого-то совершенно
нового и неизвестного доселе общественного порядка. С такой преемственностью
прямо связана и её легитимность в историческом плане. Поэтому и «новая
российская власть» не могла уйти от прямого ответа на вопрос, наследником какой
именно государственности она является: дореволюционной российской — или
советской. Вопрос, естественно, мог стоять только так, ибо советская
государственность не только полностью отрицала дореволюционную, но являлась её
антиподом. Поэтому заявления Ельцина в обращении к русской эмиграции о том, что
«его» Россия является продолжателем традиционной дореволюционной российской
государственности, могли бы значить очень много, если бы хоть в какой-то степени
соответствовали действительности или, по крайней мере, были отражением
соответствующих намерений. Надо заметить, что Ельцин не раз, особенно при
обращениях к эмиграции (в частности, во время своего визита в Париж) пытался
представить свой режим в качестве правопреемника старой России.
Но, несмотря на заявления президента о «конце советско-коммунистического
режима», было совершенно очевидно, что его власть является наследником и
продолжателем именно этого режима, и фактически, и юридически ведя свою
родословную (как и все его органы и учреждения, начиная с армии и ФСБ) не от
исторической российской государственности, а именно от большевистского
переворота. Созданный этим переворотом режим в принципе продолжал и продолжает
существовать. Не потому только, что власть в стране по-прежнему находилась в
руках той же самой коммунистической номенклатуры, но прежде всего потому, что
остались незыблемыми его юридические и идеологические основы, то есть как раз
все то, что было бы уничтожено прежде всего в случае победы Белого движения в
гражданской войне. Поступившись частично экономическими принципами и отодвинув в
тень наиболее одиозные идеологические постулаты, этот режим в полной мере