Почему РФ - не Россия

составляло русскоязычное население, а украинское в наибольшей степени смешано с

ним и не подвержено «самостийничеству» (в Одесской области украинский язык

считали родным 40,5% жителей, в Николаевской — 63,3%, в Херсонской — 66,5%, в

Запорожской 48,6% и в примыкающей к ним промышленной Днепропетровской — 60,6%).

Нет никакого сомнения, что имей эти регионы реальную возможность остаться в

составе единого государства — они бы сделали соответствующий выбор (что и

показал союзный референдум 17 марта 1991 г.). Достаточно было бы осенью 1991 г.

Ельцину, например, заявить, что Россия готова принять в свой состав те регионы,

которые выскажутся против отделения, результат декабрьского 1991 г. украинского

референдума был бы совсем иным (но ничего подобного, конечно, ему в голову

прийти не могло, и к декабрю, видя, что они целиком и полностью во власти

самостийников, эти области (и даже Крым) проголосовали так, как от них требовали

режиссеры референдума). Учитывая же, что в этих регионах сосредоточено до 70%

промышленного потенциала Украины, вопрос о её отделении просто бы не стоял.

Последние десятилетия украинские президентские выборы четко демонстрировали этот

региональный раскол по принципу про или антироссийской ориентации (хотя все

«пророссийские» президенты, приходя к власти тут же забывали о своих обещаниях в

отношении государственности русского языка). Но последовательная политика по

утеснению русской культуры дала свои плоды: за это время процент жителей,

считающих себя русскими или русскоязычными заметно сократился, а за

«антироссийских» президентов стали почти поголовно голосовать центральные

украиноязычные области, где ранее голоса делились примерно пополам. Белоруссия,

с которой уже полтора десятилетия анекдотичным образом строится «союзное

государство», при всех заверениях лукашенковского режима о вечной дружбе, столь

же далека от реальной интеграции, как и Украина (что было исчерпывающим образом

продемонстрировано реакцией Лукашенко на замечание Путина, что «такие близкие

народы должны жить в одном государстве» и предложение войти в состав России).

Таким образом, пространство исторической России после 1991 г. не только было

впервые расчленено на этот раз на полностью независимые и враждебные России

части, но и было внутренне «дерусифицировано» в большей мере, чем это удалось

сделать большевикам в 20–30-х годах. При этом все первое десятилетие власти РФ

не только постоянно это дипломатически подчеркивали, но и совершенно искренне

считали «постсоветское пространство» за пределами РФ не имеющим ни малейшего

отношения к России и не помышляли о его реинтеграции. С приходом новой

администрации, когда начались разговоры о «многополярном мире» и появились

поползновения стать одним из полюсов, эта проблема неминуемо неофициально встала

(так как одна РФ без доминирования на этом пространстве на «полюс» явно «не

тянула», да и пришлось вступать в конфликты с соседями), однако никакого

разрешения иметь не могла. Путинской власти, может, и хотелось бы воссоединить

постсоветское пространство и снова стать «полюсом», но хотелось и сохранить свою

советскую сущность. А это вещи несовместные, потому что если претензии на это

пространство вытекают из ностальгии по СССР, то исходя из принципов самого СССР

они безнадежны: создавшие союз невесть откуда взявшиеся республики имели полное

право из него выйти, что и сделали. Коль скоро коммунистическая идеология

единственное, что (согласно ей же) оправдывало существование СССР, рухнула,

пытаться воссоединять какие-то территории, апеллируя к их бывшему пребыванию в

СССР просто смешно (если только не надеяться, что все «суверении» вновь

обратятся к обанкротившейся вере, что не менее смехотворно).

Признав правомерность большевистского переворота и расчленение исторической

России, и ведя правопреемство не от неё, а от советского режима, власть РФ даже

теоретически лишила себя возможности маневра. Когда какой-нибудь Саакашвили

обвинял её в «двойном подходе» (почему вы удерживаете Чечню, а мы не можем

Абхазию), ей действительно было нечего ответить. Она не могла даже сказать:

«Нет, это у вас двойной подход — если Грузия может отделиться от России, то

почему не может Абхазия от Грузии?» Потому что по советским понятиям (от которых

Путин, признавая законность существования СССР вместо исторической России, не

может отойти) Абхазия — это Грузия, но Грузия — не Россия. И сколь бы не претило

здравому смыслу и исторической правде то, что Чечня и Дагестан — это Россия, а

Украина и Белоруссия — нет, тот, кто признает юридическую состоятельность

советской власти, должен признать этот маразм за непреложную истину. Поскольку

же приверженность нынешней власти РФ к советским ценностям является для неё

безусловным приоритетом, в контексте разговоров об интеграционных процессах на

постсоветском пространстве о существовании некогда Российской империи (прав

которой на эти территории при её существовании никто не оспаривал) она

официально никогда не упоминает (весьма характерно, что это пространство всегда