далеко от действительности: в подобных построениях сравнивалась численность всех
чиновников РФ (в т.ч. «клерков») с числом советской номенклатуры (то есть только
ответработников — 400 тыс.), тогда как только в пределах РСФСР к 1990 г. в
аппарате органов управления было занято 1,8 млн. чел. Однако гипертрофированный
рост численности аппарата действительно имел место. Только теперь источником его
был не тотальный госконтроль, а федерализм — бесконтрольное со стороны центра
размножение чиновников на местах. Численность центрального аппарата как раз была
относительно невелика — порядка 40 тыс. чел. (причем в 2000–2004 гг. она была в
среднем даже несколько меньше, чем в 1995–1999), а все чиновники федеральных
органов составляли менее половины общего числа. Бурный всплеск с самого начала
90-х был достигнут за счет областных правительств и подчиненных им структур. И
если центральная власть пыталась временами ограничивать число госслужащих (и на
некоторое время штаты федеральных ведомств действительно сокращались), то такие
сокращения более чем компенсировались безудержным ростом служащих в субъектах
федерации.
Любопытно, что сохранение территориальной раздробленности почиталось делом
настолько важным, что даже в либеральных кругах, озабоченных развитием
предпринимательства и прекрасно сознающих, что всевластие и произвол местных
правителей есть главное препятствие в деле развития настоящего
предпринимательства и создания свободной экономики, лишение региональных
«баронов» свободно избираться было встречено крайне враждебно. «Бароны»,
казалось бы, никак не более воплощающие «демократию», чем центральная власть, и
прекрасно умеющие обеспечивать себе многократные переизбрания, тем не менее
считались носителями более светлого начала — по одному тому, что противостояли
этой власти. Сочетание советской традиции с «демократическим началом» обеспечило
местным властям идеально комфортные условия. Для минимизации коррупции высокие
чиновники вообще-то должны перемещаться возможно чаще (многовековая китайская
традиция выработала формулу — 3 года), а пребывание их во главе регионов больше
2–3-х лет неизбежно влечет за собой их «врастание в почву», обрастание
экономическими интересами, кланами и т.д. (то есть образование небольшого
собственного государства). В РФ же в силу советской традиции губернатор
продолжал пониматься как «крепкий хозяйственник», которому нужно время, чтобы
освоиться. Но с либеральной точки зрения чиновник и хозяйственник — вещи
несовместные: очевидно, что хозяином должен быть не губернатор, а десятки тысяч
его подопечных, если же хозяйствовать будет региональный «барон», то никаких
других хозяев, кроме его приближенных (да ещё бандитов) в области не будет. Тем
не менее эти соображения роли не сыграли, и «назначаемость губернаторов» была
представлена едва ли не как главный грех путинской власти.
Следует также отметить, что в условиях реализации «федерализма» «национальные»
образования, несмотря на положение о равенстве субъектов федерации, по-прежнему
имели более высокий статус (их главы именуются «президентами») и управлялись
администрацией в основном «титульной» национальности. Между тем, в трех
четвертях из них так называемое «коренное» население, именем которого названо
образование, составляло меньшинство. При этом в шести из них оно насчитывало
менее половины (Калмыцкая республика — 45,3%, Марийская — 43,3%, Татарская —
48,5%, Якутская — 33,4%, Карачаево-Черкесская — 41,0%, Усть-Ордынский бурятский
округ 36,0%), в трех — менее трети (Мордовская — 32,5%, Удмуртская — 30,9%,
Горно-Алтайская — 30,9%), а в четырнадцати — даже менее четверти населения
(Башкирская — 21,9%, Бурятская — 24,0%, Карельская — 10,0%, Коми — 23,3%,
Адыгейская — 22,0%, Хакасская — 11,1%, Еврейская область — 4,2%, Корякский округ
— 17,5%, Ненецкий — 11,1%, Таймырский — 12,5%, Ханты-Мансийский — 1,4%,
Чукотский — 7,5%, Эвенкийский — 12,0%, Ямало-Ненецкий — 4,2%). В четырех
национальных образованиях перевес «коренного» населения был невелик:
Кабардино-Балкария 57,6%, Северная Осетия — 53,0%, Агинский бурятский округ
54,5% и Коми-Пермяцкий 59,0%. Существенное большинство (более двух третей) оно
составляло только в Дагестане, Чечено-Ингушетии и Чувашии, да ещё в Туве
(64,1%). Если ещё учесть, что некоторая часть коренного населения полностью
принадлежала к сфере русской культуры, а доля лиц, считающих родным языком язык
своей национальности, ещё ниже, чем процент этой национальности в населении
республик (в Башкирии считают родным языком язык «титульной» нации лишь 16,4%
населения, в Бурятии — 21,5%, в Татарии — 46,8%, в Якутии — 31,7%, в Чувашии —
57,6%, Удмуртии — 23,4%, в Коми — 17,3%, в Карелии — 5,2% и т.д.), говорить о
них как «национальных государствах» никаких оснований не было. Однако тенденции
к установлению в них этнократических режимов были совершенно очевидны:
руководящие посты и большинство управленческих должностей были заняты именно
представителями «титульных» национальностей, а кое-где это было даже закреплено