Первые сведения о «красном терроре» передовая статья советского официоза
комментировала так: «Со всех концов поступают сообщения о массовых арестах и
расстрелах. У нас нет списка всех расстрелянных с обозначением их социального
положения, чтобы составить точную статистику в этом отношении, но по тем
отдельным, случайным и далеко не полным спискам, которые до нас доходят,
расстреливаются преимущественно бывшие офицеры». В газетах можно найти сведения
о десятках расстрелянных на гребне сентябрьско-октябрьского террора практически
по всем уездным городам и о сотнях по областным. В ряде городов (Усмани, Кашине,
Шлиссельбурге, Балашове, Рыбинске, Сердобске, Чебоксарах) «подрасстрельный»
контингент был исчерпан полностью. С начала 1919 г. центральные газеты стали
публиковать меньше сообщений о расстрелах, поскольку уездные ЧК были упразднены
и расстрелы сосредоточились в основном в губернских городах и столицах. В
Петрограде с объявлением «красного террора» 2 сентября 1918 г. по официальному
сообщению было расстреляно 512 чел. (почти все офицеры), однако в это число не
вошли те сотни офицеров, которых расстреляли в Кронштадте (400) и Петрограде по
воле местных советов и с учетом которых число казненных достигает 1300. Кроме
того, в последних числах августа две баржи, наполненные офицерами, были
потоплены в Финском заливе. В Москве за первые числа сентября расстреляно 765
чел., затем ежедневно в Петровском парке казнили по 10–15.
В 1919 г. террор, несколько ослабевший в Центральной России за существенным
исчерпанием запаса жертв и необходимостью сохранения жизни части офицеров для
использования их в Красной армии, перекинулся на занятую большевиками территорию
Украины. 25 июля 1919 г. в «Известиях ВЦИК» было объявлено, что по всей Украине
организуются комиссии красного террора и предупреждалось, что «пролетариат
произведет организованное истребление буржуазии», а орган ВУЧК писал:
«Объявленный красный террор нужно проводить по-пролетарски. За каждого
расстрелянного нашего товарища в стане деникинцев мы должны ответить
уничтожением ста наших классовых врагов». «Рутинные» расстрелы начинались сразу
по занятии соответствующих городов, но массовая кампания, подобная осенней 1918
г., началась летом 1919 г., когда белые войска перешли в наступление и начали
очищать Украину от большевиков: последние торопились истребить в ещё
удерживаемых ими местностях все потенциально враждебные им элементы
(действительно, украинские города дали белым массу добровольцев, перешло и
множество офицеров, служивших в красных частях на Украине). Перед взятием Киева
добровольцами (31 августа 1919 г.) в течение двух недель было расстреляно
несколько тысяч человек, а всего за 1919 г. по разным данным, 12–14 тыс. чел.,
во всяком случае, только опознать удалось 4 800 чел.
В Екатеринославе до занятия его белыми погибло более 5 тыс. чел., в Кременчуге —
до 2500. В Харькове перед приходом белых ежедневно расстреливалось 40–50 чел.,
всего свыше 1000. Ряд сообщений об этих расстрелах появлялся в «Известиях
Харьковского Совета». В Чернигове перед занятием его белыми было расстреляно
свыше 1 500 чел., в Волчанске — 64. В Одессе за три месяца с апреля 1919 г. было
расстреляно 2 200 чел. (по официальному подсчету Деникинской комиссии — 1 300 с
1 апреля по 1 августа), ежедневно публиковались списки в несколько десятков
расстрелянных; летом каждую ночь расстреливали до 70 человек. Всего на Юге в то
время число жертв определяется в 13–14 тысяч.
Особенно массовый характер носили расстрелы, проводившиеся после окончания
военных действий, особенно в конце 1920 — начале 1921 гг. в Крыму, где было
уничтожено около 50 тыс. чел., и в Архангельской губернии, куда, помимо пленных
чинов Северной армии генерала Миллера, вывозились арестованные в ходе массовой
кампании летом 1920 г. на Кубани, сдавшиеся в начале 1920 г. чины Уральской
армии и другие «контрреволюционеры».
Следует заметить, что во время Гражданской войны, и затем в 20–30-х годах
большевики (к досаде их позднейших апологетов) отнюдь не стеснялись ни самого
«красного террора», ни его «массовидности», а, напротив, как нетрудно заключить
по их печати, гордились масштабом свершений в духе «того настоящего,
всенародного, действительно обновляющего страну террора, которым прославила себя
Великая Французская революция» (именно таким видел террор Ленин ещё задолго до
1917 г.), и оставляли после себя весьма красноречивые документы. Так, например,
оправдываясь в обвинениях в недостаточном рвении, член Крымревкома Ю.П. Гавен
писал члену Политбюро Н.Н. Крестинскому: «Я лично тоже стою за проведение
массового красного террора в Крыму, чтобы очищать полуостров от белогвардейщины
(считаю нужным напомнить, что я применял массовый красный террор ещё в то время,
когда он ещё партией официально не был признан. Так, напр., в январе 1918 г. я,
пользуясь властью пред. Севаст. Военно-Револ. Комитета, приказал расстрелять
более пятисот офицеров-контрреволюционеров). Но у нас от крас. террора гибнут не
только много случайного элемента, но и люди, оказывающие всяческую поддержку