Почему РФ - не Россия

опасность и была помехой на пути мировой революции. Для последней же требовалась

совершенно новая армия — армия Третьего Интернационала (каковая и была затем

создана).

К середине декабря фронта как такового уже не существовало, по донесению

начальника штаба Ставки: «При таких условиях фронт следует считать только

обозначенным. Укрепленные позиции разрушаются, занесены снегом. Оперативная

способность армии сведена к нулю... Позиция потеряла всякое боевое значение, её

не существует. Оставшиеся части пришли в такое состояние, что боевого значения

уже иметь не могут и постепенно расползаются в тыл в разных направлениях». Между

тем большевики (в ещё воюющей стране!) в декабре 1918 — феврале 1918 перешли к

массовому истреблению офицеров, которых погибло тогда несколько тысяч.

Учитывая эти обстоятельства, говорить о «вынужденности» унизительного Брестского

мира не вполне уместно, коль скоро заключавшие его сознательно довели армию до

такого состояния, при котором других договоров и не заключают. Заключение его

выглядит, скорее, закономерной платой германскому руководству за помощь,

оказанную большевикам во взятии власти. Другое дело, что когда «мавр сделал свое

дело» и российской армии больше не было, немцы не склонны были дорожить Лениным,

и он был готов на все ради сохранения власти.

По условиям мира от России отторгались Финляндия, Прибалтика (Литва, Курляндия,

Лифляндия, Эстляндия, Моонзундские о-ва), Украина, часть Белоруссии и Закавказья

(Батумская и Карсская области с городами Батум, Карс и Ардаган). Страна теряла

26% населения, 27% пахотной площади, 32% среднего урожая, 26% железнодорожной

сети, 33% промышленности, 73% добычи железных руд и 75% — каменного угля. Флот

передавался Германии (адмирал А.М. Щастный, выведший Балтийский флот из

Гельсингфорса в Кронштадт, был цинично принесен в жертву, чтобы оправдаться

перед немцами — его расстреляли). Кроме того, устанавливались крайне невыгодные

для России таможенные тарифы, а по заключенному позже финансовому соглашению

Германии ещё выплачивалась контрибуция в 6 млрд. марок. Этот договор вычеркивал

Россию из числа творцов послевоенного устройства мира, а для жителей союзных с

ней стран однозначно означал предательство, что пришлось почувствовать на себе

множеству российских граждан, оказавшихся в Европе в то время и попавших туда

после Гражданской войны, нимало не повинным в ленинской политике.

Сейчас, когда плоды большевистского расчленения страны сказались в полной мере и

то, что называется Россией, пребывает в границах XVI века, и даже

энергоносителями торговать не может иначе как прощая их наглое воровство

лимитрофными «суверениями», трудно представить себе, что 90 лет назад вопрос

стоял об обладании Константинополем и Черноморскими проливами, и до

осуществления заветного лозунга «Крест на Святую Софию!» оставалось едва ли

более года. Жертвы и усилия России в мировой войне были обесценены одним

росчерком пера, и их плодами предоставлено было пользоваться бывшим союзникам.

Но все это не имело значения для большевиков, рассматривавших этот мир как

возможность удержания своей власти до момента, когда революция начнется в

остальной Европе и всякие государственные интересы потеряют смысл.

Потому и борьба, которую вели большевики в 1917–1922 гг. со своими противниками

непохожа на обычные гражданские войны. Если большевистская партия вполне

справедливо характеризовалась её создателями как «партия нового типа», то и

борьба её стала «борьбой нового типа» — не за власть в государстве, а за

утверждение своей идеологии во всемирном масштабе. Но сначала, естественно,

требовалось смести противников такой задачи в собственной стране. Наша

гражданская война не была борьбой каких-то двух группировок за власть в

государстве, как война «Алой и Белой розы», не была борьбой между одной Россией

и другой Россией. Это была борьба за российскую государственность и против неё,

за мировую коммунистическую революцию — борьба между Россией и Интернационалом,

между идеологией классовой ненависти и идеологией национального единства.

Для того, чтобы понять, за что сражались стороны в Гражданской войне, достаточно

обратиться к лозунгам, начертанным на знаменах тех лет. Они совершенно

однозначны, и всякий, кто видел листовки, газеты и иные материалы тех лет, не

сможет ошибиться относительно того, как формулировали свои цели враждующие

стороны. Предельно сжато они выражены на знаменах в буквальном смысле этого

слова: с одной стороны — «Да здравствует мировая революция», «Смерть мировому

капиталу», «Мир хижинам — война дворцам», с другой — «Умрем за Родину»,

«Отечество или смерть», «Лучше смерть, чем гибель Родины» и т.д. Знамена красных

войск, несущих на штыках мировую революцию, никогда, естественно, не

«осквернялись» словом «Родина». Впрочем, создатель Красной Армии Троцкий смотрел

на некоторые вещи гораздо более трезво, чем другие, и ему, между прочим,

принадлежит мысль, легшая позже в основу идейно-воспитательной работы в армии:

поскольку большинство населения несознательно, и мысль о защите отечества ему