Почему РФ - не Россия

все-таки понятнее идеи мировой революции, то красноармейца следует воспитывать

так, чтобы он, сражаясь за дело III Интернационала, думал при этом, что воюет за

Россию.

Белое движение возникло как патриотическая реакция на большевистский переворот,

и было прежде всего движением за восстановление уничтоженной большевиками

тысячелетней российской государственности. Никакой другой задачи основоположники

Белого движения никогда не ставили, их усилия были направлены на то, чтобы

ликвидировать главное зло — паразитирующий на теле страны большевистский режим,

преследующий откровенно антинациональные цели установления коммунистического

режима во всем мире. В Белом движении соединились люди самых разных взглядов,

сходившиеся в двух главных принципах: 1) неприятие большевистского переворота и

власти интернациональных преступников, 2) сохранение территориальной целостности

страны. Эти принципы нашли воплощение в емком и, собственно, единственном

лозунге Белого движения: «За Великую, Единую и Неделимую Россию». Идеология

участников белой борьбы не представляла собой какой-то специфической партийной

программы. Она была всего лишь выражением движения нормальных людей против

ненормального: противоестественной утопии и преступных результатов попыток её

реализации.

Собравшихся в конце 1917 г. в Новочеркасске первых добровольцев объединяла

прежде всего идея продолжения войны с Германией и недопущения окончательного

поражения и гибели России. «Их цель была — собрать новую армию взамен

разложившейся старой и продолжать борьбу с германским нашествием, причем

большевики рассматривались как ставленники немцев, как иноземные элементы». Так

же определял её цели и А.И. Деникин: «Создание организованной военной силы,

которая могла бы противостоять надвигающейся анархии и немецко-большевистскому

нашествию». Впоследствии он вспоминал: «Сохранение русской государственности

являлось символом веры генерала Алексеева, моим и всей армии. Символом

ортодоксальным, не допускающим ни сомнений, ни колебаний, ни компромисса. Идея

невозможности связать свою судьбу с насадителями большевизма и творцами

Брест-Литовского мира была бесспорной в наших глазах не только по моральным

побуждениям, но и по мотивам государственной целесообразности».

Противников в Гражданской войне разделяла вовсе не «классовая принадлежность», а

именно отношение к вопросу: «Великая Россия или Мировая Революция». Ядром

антибольшевистского движения, стали, естественно, образованные круги, прежде

всего служилые, всегда бывшие носителями государственного сознания. Советскому

человеку было положено считать, что белые армии состояли из помещиков и

капиталистов, которые воевали за свои поместья и фабрики, «одержимые классовой

ненавистью к победившему пролетариату». Но в годы самой гражданской войны и

сразу после неё сами большевистские деятели иллюзий на этот счет себе не

строили, и из их высказываний (не предназначенных для агитплакатов) совершенно

ясно, что они хорошо представляя себе состав своих противников («офицеры,

учителя, студенчество и вся учащаяся молодежь», «мелкий интеллигент-прапорщик»).

Надо иметь в виду, что офицерский корпус за годы Мировой войны (тогда было

произведено не менее 260 тыс. человек, то есть больше, чем за всю историю

русской армии до 1914 г.) стал в общем близок сословному составу населения (а

офицеры военного времени по происхождению представляли практически срез

социальной структуры страны — до 70% их происходило из крестьян, четверть — из

мещан, рабочих, интеллигенции и лишь менее 10% из дворян). Офицерский корпус

притом включал едва ли не всю образованную молодежь России, поскольку

практически все лица, имевшие образование в объеме гимназии, реального училища и

им равных учебных заведений и годные по состоянию здоровья были произведены в

офицеры. Эта масса молодых прапорщиков и подпоручиков, недавних студентов,

гимназистов, семинаристов, рядовых солдат и унтер-офицеров, произведенных за

боевые отличия, была весьма и весьма скромного материального положения.

Объединяли её, конечно, не имущественные интересы, а невозможность смириться с

властью антинациональных сил, выступавших за поражение своей страны в войне

(которую эти офицеры считали Второй Отечественной), разлагавших армию и

заключивших Брест-Литовский мир.

Но как бы ни была велика роль этих офицеров в белой борьбе, особенно на первом

этапе, большинство в белых рядах составляли все-таки не они, а как раз «рабочие

и крестьяне», причем, что очень важно — пленные из бывших красноармейцев. Лучшие

части белых армий на Юге — корниловцы, марковцы, дроздовцы уже к лету 1919 г. в

большинстве состояли из этого элемента, а в 1920 г. — на 80–90%. Все белые

мемуаристы единодушно отмечают, что именно этот контингент, т.е. люди, уже

побывавшие под властью большевиков, были гораздо более надежным элементом, чем

мобилизованные в районах, где советской власти не было или она держалась

недолго. На Востоке же и Севере России белые армии были практически полностью

«рабоче-крестьянскими», целые дивизии состояли даже сплошь из самых натуральных