Почему не Эванс?

– Да, – продолжила Фрэнки. – В своем сфабрикованном письме вы рекомендовали мне ничего и никому не рассказывать. Но я сделала одно исключение. Я рассказала Роджеру Бассингтон-Ффренчу. Он знает о вас все. И если с нами что-то случится, он будет знать, кто виноват. Так что лучше выпустите нас и убирайтесь отсюда так быстро, как только сможете.

Недолго помолчав, Николсон произнес:

– Блефуете… Ничего другого не могу сказать.

Он повернулся к двери.

– А что ты скажешь о своей жене, свинья? – вскричал Бобби. – Ты убил и ее?

– Мойра еще жива, – ответил Николсон. – Но сколько ей удастся еще прожить, я, откровенно говоря, не знаю. Все зависит от обстоятельств.

Поклонившись, он сказал с откровенной насмешкой:

– Au revoir. На завершение приготовлений мне понадобится пара часов. А вы можете усладиться обсуждением ситуации. Я не стану без необходимости затыкать вам рты. Вы меня поняли? Если услышу любой крик и зов о помощи, немедленно вернусь и разберусь с вами.

Он вышел на лестницу и запер за собой дверь.

– Это неправда, – рассуждал Бобби. – Это не может быть правдой. Ничего подобного в жизни не бывает. – Ощущая при этом, что бывает и что вот-вот случится с ним и Фрэнки.

– В книгах всегда кто-то приходит на помощь в последний момент, – сказала Фрэнки, пытаясь пробудить в себе надежду. Но сама она никакой надежды не ощущала. Более того, ею овладевала полная безнадежность.

– Все это настолько немыслимо, – произнес Бобби, будто бы споря с кем-то, – настолько фантастично. Сам Николсон показался мне абсолютно нереальным. Мне хотелось бы, чтобы спасение в последний момент было возможно, но я совершенно не представляю, от кого.

– Если бы я только сказала Роджеру! – простонала Фрэнки.

– Возможно, Николсон все-таки поверил в то, что ты сказала, – предположил Бобби.

– Нет, – возразила Фрэнки. – Мои слова не произвели на него никакого впечатления. Этот проклятый тип слишком умен.

– Он слишком умен для нас с тобой, – мрачно проговорил Бобби. – Фрэнки, а знаешь, что больше всего раздражает меня в этом деле?

– Нет. И что?

– А то, что даже сейчас, когда нас вот-вот отправят в загробный мир, мы все еще не знаем, кто такой Эванс.

– Давай спросим у этого, – отреагировала Фрэнки. – Ну, в порядке последнего желания. Он не имеет права отказать нам. Я согласна, что просто нельзя умереть, не удовлетворив свое любопытство.

Наступило молчание, потом Бобби произнес:

– Как по-твоему, может, нам стоит поорать, использовать шанс? Видимо, другого у нас не будет.

– Пока не надо, – сказала Фрэнки. – Во-первых, я не думаю, что нас кто-то услышит – иначе он не стал бы рисковать, и, во-вторых, я чувствую, что не смогу вынести все это ожидание без возможности что-то сказать или услышать чьи-то слова. Так что давай прибережем крики на самый последний момент. Иметь возможность говорить с тобой так утешительно.

Голос ее на последних словах чуть дрогнул.

– Я втравил тебя в жуткую ситуацию, Фрэнки.

– Ох! Не стоит так говорить. Ты не сумел бы помешать мне вляпаться в нее. Я сама хотела этого. Бобби, как ты думаешь, он действительно исполнит свою угрозу? Уберет нас?

– Боюсь говорить, но не сомневаюсь в этом. Он чертовски упертый злодей.

– Бобби, а ты веришь теперь в то, что это он убил Генри Бассингтон-Ффренча?

– Если это было возможно…

– Это возможно при условии, что и Сильвия Бассингтон-Ффренч замешана в убийстве.

– Фрэнки!

– Понимаю. Я сама ужаснулась, когда эта мысль пришла мне в голову. Однако она логична. Почему Сильвия была так слепа насчет морфия? Почему она так упрямо сопротивлялась, когда мы уговаривали ее отослать мужа куда угодно, только не в Грэйндж? Потом, она была в доме, когда прозвучал выстрел…

– Она и сама могла выстрелить.

– Ну нет!

– Да, могла. И потом отдать ключ от кабинета Николсону, чтобы он положил его в карман Генри.

– Безумие какое-то, – выдавила Фрэнки полным безнадежности голосом. – Получается, будто смотришь в кривое зеркало. И все люди, казавшиеся тебе нормальными, оказываются искажены – милые, обычные люди. Должно же что-то… Должен же какой-то признак выделять преступников… Брови, уши или что-то еще.

– Бог мой! – воскликнул Бобби.

– Что такое?

– Фрэнки, к нам сюда только что приходил не Николсон.

– Ты с ума сошел? Кто же тогда?

– Этого я не знаю, но был здесь не доктор Николсон. Я все время ощущал, что здесь что-то не то, но не мог понять, что именно, – и только вот твои слова насчет ушей направили мои мысли по правильному руслу. Когда в Грэйндже я наблюдал за Николсоном через окно, обратил внимание на то, что мочки ушей у него соединяются со щекой. Но этот вот, нынешний… У него мочки совсем другие.

– Но что это значит? – спросила отчаявшаяся Фрэнки.

– Николсона нам представлял очень талантливый актер.

– Но зачем? И кто это мог быть?

– Бассингтон-Ффренч! – выдохнул Бобби. – Роджер Бассингтон-Ффренч! Мы с самого начала обнаружили нужного человека, но как дураки погнались за миражом.

– Бассингтон-Ффренч, – прошептала Фрэнки. – Бобби, ты прав. Это он. Только он один присутствовал при моем разговоре с Николсоном, когда я поддразнивала его несчастными случаями.