По ту сторону горизонта

Может, он вообще единственный на этом корабле, кто не будет плевать ему в спину, если исключить Валерию. Да и она уже начала посматривать на него, как на человека, не достойного хорошего отношения к себе. А ведь Джеффри готов отстаивать её право на возвращение в вонючую Испанию, лишь бы да Коста оказалась в безопасности. И может, Валерия уже давно не его ответственность, а лорда Кеннета, и всё же спас её не самодовольный англичанишка.

– Джеймс, кэп.

– Как насчёт того, чтобы выпить, Джеймс? – и пусть лорд Кеннет потом с пеной у рта доказывает ему, что он невоспитанный, отвратительный пьяница, пропащий человек, не знающий слова «субординация». Он его знает, уже в этом обвинения будут необоснованные! – Идём-идём, у меня в каюте припрятан ром.

Корморэнт хватает Джеймса за плечо, заставляет его подняться и тащит за собой. У него нет причин напиваться до беспамятства прямо сейчас, но настроение у него исключительно скверное, и потому его срочно нужно приподнять.

– Кэп, если боцман узнает…

– Боцман ничего не узнает. Идём. Освобождаю тебя от твоей глупой работы.

Каюта Джеффри теперь соседняя с лейтенантскими – с одной стороны квартирмейстер, с другой – боцман, и по ночам слышно, как последний громоподобно храпит. И даже единственная гостевая каюта, отданная теперь Валерии, намного просторнее его собственной. Джеффри открывает дверь. Неразумно тащить с собой первого попавшегося человека к тому месту, где хранятся твои скромные вещи. Но Джеффри всё равно, ему лишь бы найти компанию, терять ему нечего, всё важное и так забрал себе Кеннет: корабль да бутылки отличнейшего виски, что могли бы скрасить его пребывание в убогих условиях.

* * *

Джеффри опрокидывает в себя джин, расплываясь в довольной улыбке.

– Так о чём мы там? Ах да! Расскажи-ка, мне вот что, друг, – Корморэнт похлопывает Джеймса ладонью по крепкому плечу. – Как ты таким красивым-то оказался. А то вон как у тебя… морда-то перекорёжена.

Все матросы и служащие флота всегда казались Джеффри чрезмерно чистыми выходцами из благородных семей, уродство которых скрывается где-то внутри, но никак не снаружи. И в этом плане Джеймс для него человек удивительный, хотя уже и не так сильно. После всего того, с чем Джеффри довелось повстречаться, хоть как-то удивляться – победа большая. Корморэнт заглядывает в пустую кружку. Взгляд у него неслабо плывёт, хотя, может, это просто от того, что волны слишком сильно раскачивают «Последнюю фантазию». Тогда каждая выпитая кружка отзовётся ему потом не просто болью в голове. Надо будет найти бесхозное ведро. И обнять Буцефала при возможности – друга, который не оставит его в беде. Почему только он отфыркивается каждый раз, когда Корморэнт пытается ему налить? Если бы Буцефал не отказывался хотя бы от пива, то цены бы этому козлу не было. Стал бы лучше любого человека.

– Мой отец – плантатор, – Джеймс потирает ладонью здоровую щёку. – У него уйма рабов, которые занимаются сахаром. Ты знаешь, как делается сахар? Я тебе расскажу, капитан.

Корморэнт даже отдалённо не представляет, как выглядит изготовление сахара, который он с четырнадцати лет таскал мешками на своей спине. Знает только, что за повреждение мешка ему всегда полагалось жёсткое наказание либо непомерный долг и работа себе в убыток. Не клади в сырость, не давай мышам прогрызть мешковину, да головой за каждый мешок отвечаешь. И всё же он слушает вполуха про тростник, перетирку, огонь и чаны. О том, как мальчишка Джеймс по ошибке сунул голову в чан, а потом визжал, как резаная свинья, когда кожа на лице вздулась. История не из самых приятных. И Джеффри почему-то вспоминается, как воняет палёная плоть. Запах отчётливо ударяет в нос.

А затем Корморэнт несколько раз моргает, потому что Джеймс произносит невразумительную вещь:

– Почему лорд Кеннет так уверен, что он получит желаемое?

Разве он случайно обмолвился хоть о каких-то планах Кеннета, его целях и дальнейшем пути? Корморэнт морщится: нет, точно нет. Он держал язык за зубами. Может, Гарфилд? Нет, матрос не тот, кого квартирмейстер бы стал посвящать в какие-то обсуждения. Спаркс бы и вовсе слова не проронил – слишком предан Кеннету и рад, что об него бесцеремонно вытирают ноги. Тогда кто? Джеймс подслушивает у каюты капитана?

Впрочем, мысль оказывается слишком тяжёлой, чтобы можно было долго вертеть её со всех сторон и предполагать, как Джеймс что-то узнал, потому капитан предпочитает махнуть на неё рукой. Пожёвывая губу, Джеффри заглядывает в пустую кружку и, выдохнув, наполняет её. Он делает глоток и, поддаваясь порыву, выдаёт:

– Потому что он идиот, который привык добиваться желаемого. Ему всё даётся легко. Он воскрес и теперь верит, что весь такой избранный.

Хорошее слово – «избранный», благородное. И звучит прекрасно, приятно. Но избранный ли Кеннет? Пожалуй, только если для какой-то своей истории. Алкоголь развязывает язык, потому Корморэнт продолжает:

– Будь моя воля, я бы давно сбежал. Но это мой корабль, который Кеннет себе прибрал! А я вынужден продолжать на него работать, чтобы, так сказать, выторговать свою свободу.