Читаем По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения полностью

В последних строфах фантазм агрессии направлен на экспликацию равенства, установленного в стихах 21 – 24. Та, которой посвящена поэма, сравнивается с цветком из сада, причем не только из-за связи, утвержденной в силу эстетических критериев. И цветок, и женщина производят один и тот же эффект: они будто «солнце», «весна и зелень», метонимия Природы, чья красота, изобилующая цветами и светом, оскорбляет поэта-меланхолика, жертву «прожорливой Иронии»[674]. Аналогия предполагает соотношение неких пропорций. Однако и Природа, и Женщина грешат избыточностью, чрезмерностью: они испускают слишком яркое сияние жизни. Все уже сказано в названии: женщина «слишком весела». Тем не менее речь не об идоле, сотрясаемом «оскорбительным смехом»[675]. Перед нами скорее «прекрасная любопытница» из «Semper Eadem» (1860): «со ртом ребяческим, смешливым», «всегда в восторгах новых», чья «радость» «для всех сияет»[676]. Важно, что вышеупомянутая чрезмерность является результатом некоей недостаточности, нехватки. Природе, пресыщенной зеленым цветом, женщине, сияющей веселой красотой, недостает недостаточности, нехватки, лакуны, пустоты, которую следует оставить абсолютно нетронутой. В завуалированном виде в тексте проводится сравнение между «высокомерием Природы» и красотою женщины, которое построено на общем месте: выражение – типично французское – «высокомерная красота» указывает на то, чего поэт не произносит прямо и что тем не менее повторяется благодаря многозначности прилагательного. Та, которой посвящена поэма, обладает высшей, стало быть «высокомерной», красотой. Красота эта щедрая: она нисколько не холодна, нисколько не надменна. Она сияет, лучится, утоляет «мимолетную печаль». Но в то же время она оскорбляет того, кто смотрит на нее, ею любуется, ибо для него «жизнь – это зло», «совсем простая и не загадочная боль»[677]. Излишек веселья женщины, избыток радости, которым она делится прикосновением плеча, является для него обременительным даром, более того, это такой подарок, который счастливая дарительница сопровождает заведомым отказом от ответного дара. Так как женщина – нетрудно догадаться – не принимает взамен избыток грусти от мужчины, павшего жертвой сплина.

Деги подчеркивает, что открытая рана является субститутом женского уха (подразумевается: ухо, которое не слышит, можно сказать, заткнутое ухо, закрытое, как сомкнуты веки того, кто отказывается видеть). Так, он возвращается к слову «яд», которое, с его точки зрения, лучше, чем слово «кровь», соотносится с образом губ, вызывая в сознании метафору, ставшую общим местом, – «ядовитые слова».

Идее продолжения человеческого рода Бодлер противопоставляет пыл бесконечно продолжающегося желания. Он отвергает мысль о размножении, исключает «гнусности плодородия»[678]. Но в поэме говорится не только о том, что для этого нужно проделать отверстие, но и том, как именно нужно это сделать. Надо «нанести… рану». Надо, чтобы заговорило страдание, чтобы зазвучал голос другого. Надо, чтобы поэзия заговорила на языке зла, на языке нечленораздельном, развязанном, который предуготовляет, высвобождая голос, «новое» слово, гораздо «более яркое и нежное». Хоть он и неочевиден на первый взгляд, садизм Бодлера по отношению к По движим также поэтическим желанием поэзии. Чем сильнее он истязает «фантом» По, «бедного Эдди», тем дальше уносит его голос американского писателя.

«Надо, то есть я хочу, чтобы Эдгар По, которого ни во что не ставят в Америке, стал великим человеком для Франции»[679], – пишет Бодлер Сент-Бёву в 1856-м, в год публикации «Необычайных историй». Таковы посмертные репарации, обещанные «истинному Эдгару». В глазах всего мира По в конечном итоге станет столь же велик, как велики были его страдания поэта-мученика. Он станет чем-то большим, нежели просто человек, и заживет жизнью, превосходящей его собственную. Он воплотит в себе великую Рану, «рану широкую и глубокую» всех великих раненых поэтов и простых смертных.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научное приложение

По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения
По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

В коллективной монографии представлены труды участников I Международной конференции по компаративным исследованиям национальных культур «Эдгар По, Шарль Бодлер, Федор Достоевский и проблема национального гения: аналогии, генеалогии, филиации идей» (май 2013 г., факультет свободных искусств и наук СПбГУ). В работах литературоведов из Великобритании, России, США и Франции рассматриваются разнообразные темы и мотивы, объединяющие трех великих писателей разных народов: гений христианства и демоны национализма, огромный город и убогие углы, фланер-мечтатель и подпольный злопыхатель, вещие птицы и бедные люди, психопатии и социопатии и др.

Александра Павловна Уракова , Александра Уракова , Коллектив авторов , Сергей Леонидович Фокин , Сергей Фокин

Литературоведение / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение