По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

Твоя краса с ее огнем,
Как вид прекрасный, взор ласкает;
Смех на лице твоем играет,
Как свежий ветер ясным днем.

Тебя увидевши, прохожий
Вдруг соблазнен, в миг ярких встреч,
Здоровьем рук твоих и плеч
С их ослепительною кожей.

Сияют радугой цвета
Нарядов, на тебе надетых;
В ответ рождается в поэтах
Светло цветущая мечта.

Убор безумных одеяний –
Твоей эмблема пестроты,
Безумная, внушаешь ты
И ненависть и обожанье.

Бывали дни – среди садов,
Где я влачил свое бессилье,
По мне насмешливо скользили
Лучи с небесных берегов;

И блеск земли в начале года
Был так обиден, что в сердцах
Я мстить пытался на цветах
Высокомерию природы[671].

В строфах 5 и 6 изотопические вариации темы растительности, а также повтор лексических и семических элементов предыдущих стихов звучат отголоском сравнений из первой части: «прекрасный сад» отсылает к «прекрасному виду», «солнце» – к «ослепительною» и «сияют». В конце стиха 23 слово «цветок» повторяет концовку третьей строфы. Оно обозначает элемент и напомненный, и напоминающий. Это слово представляет собой предмет воспоминания, последний вводится именем, которое оно напоминает и которое к тому же является приглашением к воспоминанию. Текст предполагает переход от общего к частному и от множественного числа к единственному: «цветы» / «цветок». При этом подразумевается также сокращение пространства: «вид» / «сад», равно как и сокращение временного промежутка, обозначенного в начале второй части использованием архаизма «quelquefois», который употребляется в значении XV–XVI веков: «однажды», «как-то раз»[672]. Сценографическая концентрация поэмы – состоящая в том, что в строфах 5 и 6 продолжается аналогия между женщиной и «видом», чего поэт добивается через детальные описания и сюжетный элемент («бывали дни», «сад», «цветок»), – направлена на то, чтобы продолжить генерализации из первой части: в результате исподволь проводится сравнение между той, «кто слишком весела» и кому посвящена поэма, и растением, которому поэтический субъект «отомстил» за «высокомерие Природы»; через это сравнение обеспечивается переход к третьей, и последней, части текста.

Так, в час ночной, хотел бы я,
Покорный страсти сердцем пленным,
К твоим красотам вожделенным
Скользнуть бесшумно, как змея,

И тело наказать младое,
Грудь синяками всю покрыть,
А в лоно острый нож вонзить,
Чтоб кровь из раны шла рекою,

И в упоеньи до утра
Я мог, сквозь губы те немые,
Нежней и ярче, чем другие,
В тебя свой яд вливать, сестра![673]