Вместе с тем с течением времени и усложнением собственной философско-эстетической позиции писателя, только отчасти задействованной в переводах, мысль Бодлера становится более независимой, точнее, приобретает иных провожатых, среди которых выделяются столь несходные авторы, как Ж. де Местр, Р. Вагнер, Ш. Фурье, направлявшие поэта к созданию достаточно сложной «теории соответствий», или теории «гармонии», духовного и природного миров[639]. В По автор «Цветов Зла» видит носителя «этого восхитительного, этого бессмертного инстинкта Красоты, заставляющего нас смотреть на землю и ее зрелища как на набросок, как на соответствие Небу»[640] (II, 334). Именно в это время Бодлер склонен рассматривать свои переводы из По как неотъемлемую часть собственного творческого опыта. Так, представляя книгу «Необычайных историй» Сент-Бёву с надеждой заполучить от могущественного критика рецензию, поэт пишет:
Вы увидите, что в конце моей «Заметки» (которая противоречит всем модным взглядам на
В этом эпистолярном фрагменте автор «Цветов Зла» как нигде и никогда близок к По, доходя до самоотождествления себя с американским поэтом: говоря о сборнике «Необычайные истории», он утверждает, что это – сама его душа. Даже если сделать поправку на риторическое преувеличение, вполне объяснимое со стороны автора, добивающегося от авторитетного критика отклика на свое творение (пусть даже речь идет о переводе), очевидно, что Бодлер вполне сознает, что, утверждая величие По, он утверждает и самого себя во французской словесности. Так или иначе, но не приходится отрицать, что в этот момент поэт «Цветов Зла» вполне способен смотреть на По как на себе «подобного», «брата», грезу о котором он выразил в последней строфе поэмы «К читателю», открывавшей галерею «Цветов Зла»[641]. Вместе с тем в процитированном фрагменте обращает на себя внимание мимолетная связка По с некоей идеей «Соединенных Штатов», которая якобы вступает в противоречие с модными, установившимися представлениями французов на сей счет.
Что же имел в виду Бодлер, говоря о том, что, вверяя критику свой труд, он вверяет ему собственную мятущуюся душу? Каким образом эта душа связывала себя с Америкой? Что же было не так между душой поэта и Америкой, которая в лице По дала французскому поэту то ли «двойника», то ли «брата»? Ответам на эти вопросы мы посвящаем заключительную часть нашего этюда, которую можно озаглавить следующим образом:
Как уже говорилось, в русском корпусе текстов Бодлера о По имеются существенные пробелы, вот почему мы предполагаем сосредоточиться здесь либо на малоизвестных откликах автора «Цветов Зла» на творчество «американского гения», либо на тех моментах в классических текстах, которые, с нашей точки зрения, недостаточно освещались в критике, в том числе зарубежной.
Среди таких «незамеченных» отзывов Бодлера на творчество По в первую очередь следует остановиться на письме, обращенном к Мари Клемм, тетушке-теще писателя: оно было опубликовано 25 июля 1854 г. в качестве посвящения к переводу рассказа «Происшествие в Скалистых горах» («Повесть Скалистых скал»). Текст отличается столь личным характером, что кажется даже несколько неуместным на страницах консервативной газеты «Ле Пэи», с которой, напомним, активно сотрудничал Барбе д’Оревильи. Вместе с тем в этом письме-посвящении определенно сказывается стремление поэта-переводчика мыслить литературу сквозь призму понятий национального/космополитического. Приведем здесь самое начало этого текста: