Лоза, толстая, как ветка, отделилась от плотного зеленого комка, только что выпавшего из дверного проема. Она, извиваясь, потянулась к Сандре, казалось, что лоза принюхивается. Затем она скользнула вокруг ее запястья, и Сандра ахнула. Херб шагнул вперед, но Роджер дернул его назад.
- Оставь ее в покое! Все в порядке! - сказал он.
- Клянешься?
Роджер так плотно сжал губы, что их почти не было видно.
- Нет, - тихо ответил он. - Но я так думаю.
- Все в порядке, - мечтательно произнесла Сандра. Она смотрела, как усик нежно скользил по ее обнаженной руке спиралью зеленого и коричневого цвета, словно лаская ее обнаженную кожу. Он был похож на какую-то экзотическую змею. - Говорит, что ОН - друг.
- Так и первые колонисты говорили индейцам, - мрачно сказал Билл.
- Он говорит, что любит меня, - сказала она почти восторженно.
Мы смотрели, как кончик шевелящегося усика скользнул под короткий рукав ее блузки. Маленький зеленый листок возле кончика проник следующим, немного приподняв ткань. Это было все равно, что наблюдать за работой какого-то новомодного индийского факира, заклинателя растений вместо заклинателя змей.
- ОН говорит, что любит нас всех. И ОН говорит...
Еще один усик свободно обвился вокруг ее колена, а затем мягко скользнул вниз по икре.
- ОН говорит, что не хватает еще одного, - сказал Херб. Я оглянулся и увидел, что туфли Херба исчезли. Он стоял по щиколотку в плюще.
Мы с Роджером подошли к дверному проему и оставались там, пока листья не коснулись наших пальто. Я подумал, как легко будет этой твари схватить нас за галстуки. Пара длинных жестких рывков и
Теперь, сидя за письменным столом в своей квартире и стуча по клавишам старой пишущей машинки (пышущей, как печка, извините за сравнение), я не могу точно вспомнить, что было дальше... за исключением того, что он был теплым и успокаивающим и более чем приятным. Это было чудесно, как теплая ванна, когда болит спина, или кусочки льда, когда горло горит и рот пересох.
Что увидел бы посторонний, я не знаю. Вероятно, не так уж много, если Тина Барфилд сказала правду, когда говорила, что никто, кроме нас, этого не увидит; скорее всего, пятерых слегка неряшливых редакторов, четверо из которых были молоды ( Херб, которому уже за пятьдесят, выглядел бы молодо за столом для совещаний более респектабельного издательства, где возраст большинства редакторов, кажется, колеблется между шестидесятью пятью и «покойник»), стоящих у двери каморки уборщика.
Мы видели его. Растение. Зенит, плющ обыкновенный. Теперь он, то слегка сжимая, то расслабляя кольца, проникал прямо через нас, ощупывая коридор своими усиками и взбираясь по стенам своими лозами, такой же нетерпеливый и резвый, как жеребенок, выпущенный из конюшни теплым майским утром. Он захватил обе руки Сандры, мои запястья, ноги Билла и Херба. Роджер отрастил на шее зеленое ожерелье, и, казалось, совсем об этом не беспокоился.
Мы видели все это и испытали на себе. Физический факт происходящего и успокаивающее душевное тепло. Он, казалось, испытывал нас на прочность, при этом объединяя и превращая в маленький, но совершенный ментальный хор. И да, я говорю именно то, что, думаю: пока мы стояли там, в тисках этих тонких, но крепких усиков, между нами существовала телепатическая связь. Мы заглядывали в сердца и умы друг друга. Не знаю, почему меня это так удивляет после всего того, что произошло, - например, вчера я видел мертвеца, читающего газету, - но так и было.
Зенит спрашивал о Риддли. Казалось, у него был особый интерес к человеку, который его принял, дал ему место для роста и достаточно воды, чтобы начать новую жизнь. Мы заверили его (его?) в нашем общем хоре голосом, что с Риддли все в порядке, Риддли уехал, но скоро вернется. Плющ выглядел удовлетворенным. Усики, удерживающие наши руки и ноги (не говоря уже о шее Роджера), ослабили хватку. Некоторые упали на пол, другие просто отпрянули назад.
- Пошли, - тихо сказал Роджер. - Пошли отсюда.
Но какое-то время мы просто стояли и удивлено смотрели на него. Я вспомнил, как Тина Барфилд велела нам дать растению душ из ДДТ, когда мы с ним закончим, когда мы получим от него то, что нам нужно, и на мгновение я даже обрадовался, что она мертва. «Бессердечная сука заслуживает смерти», подумал я. Говорить об убийстве чего-то столь могущественного и в то же время столь очевидно ручного и дружелюбного... если отбросить корыстные мотивы, это было просто отвратительно.
- Хорошо, - наконец сказала Сандра. – Двигаем отсюда, ребята.
- Я в это не верю, - сказал Билл. - Я вижу это, но не верю.
Но мы знали, что он верил. Мы видели это и чувствовали в его сознании.
- А как насчет двери? - Спросил Херб. - Пусть будет открытой или закрыть?
- Не смей ее закрывать, - возмутилась Сандра. - Если ты это сделаешь, то отрежешь несколько маленьких лоз.
Херб отступил от двери и посмотрел на Билла.