Плясать до смерти

– Вы думаете, ваша дочь идеальна? Собаки у нее так и ходят по хрусталю!

Я бросил трубку и сидел, утирая пот. Как это – по хрусталю? А-а. Так алкаши называют посуду.

Приехал к ним. Да, хуже, чем можно предположить.

– Настя! Ты почему ногу волочишь?

– Где? – нагло удивилась. Врет, даже если все видно.

– Где? По земле!

– А! – как бы с удивлением заметила. – Это?

– Это!

Не поднимается ступня! Волочится как соскочившая галоша!

– Ты обращалась к врачу?

– Зачем? – произнесла горделиво. – А ты не знаешь, откуда это?

Опять какое-то обвинение в мой адрес!

– Откуда?

– А после наркоза в той замечательный больничке, куда вы устроили меня!

Совсем уже пропила мозги! Будто по моей вине она попала в эту “больничку” и на операцию! Туда, откуда всех с ребятишками встречают!

Словил губами сбежавшую слезу:

– Врешь! Оттуда ты своими ногами вышла! А теперь – вот!

Уже палочка-клюка прислонена к стулу.

– Откуда палочка-то? – взяв себя в руки (от злобы не поправится), дружелюбно спросил.

– Деда, – шмыгнула носом.

Я вышел. “По хрусталю”.

А в Бехтеревку ехал как раз по улице Хрустальной! Усмехнулся. Делает жизнь иногда такие “подарки”!

Тот же роскошный парк, ограда, красивые старинные корпуса. Когда-то я тут написал: “красные листья клена нанизываются на пики ограды, словно сердца”. Забытый образ. Я надеялся, навсегда.

Зашел в корпус. Пахнуло родным. Хотя и не очень приятным. Отыскал Римму Михайловну. Она не изменилась. Даже тот же халат с нашитыми синими полосками на воротничке. Над столом добавились какие-то грамоты на иностранных языках. У меня, кстати, тоже добавились. Но жизнь, как ни странно, легче не сделалась.

– Здравствуйте, Римма Михайловна!

Думал уж, не увидимся.

– О, здравствуйте.

Не совсем ее, видно, порадовало мое появление. Кого это радует, если сделанная работа возвращается?

– Вы ко мне?

Я кивнул.

– Насчет жены? – вежливо поинтересовалась. Но больше интересовалась отчетами, не поднимала от стола головы.

– Нет, – пробормотал. – Насчет дочери!

Тут она подняла глаза:

– Да. Прискорбно.

Помолчали.

– Можно привести ее к вам?

Вздохнула. Зачем-то перевернула назад листы, заглянула в начало отчета, хотя это вряд ли относилось к моему вопросу.

– У нее острая форма психоза?

– Нет… еще.

– Тогда я лишь повторю то, что говорила по поводу вашей жены. Никакого лечения алкоголизма не существует. Все эти зашитые торпеды, мины – все это миф. Средство чьей-то личной наживы, не более того!

– А вот в телевизоре объявляются разные доктора…То, се.

– Мы их называем виртуальными фантомами. Это все блеф. Мы сняли у вашей жены острую форму, опасную для жизни и ее, и окружающих. Все остальное – лишь проблема характера, воли. Дальше человек все делает сам. Как, кстати, она?

– Она? Да сейчас ничего.

Кивнула.

– Да. Ее легкий характер спасает. Плохого не держит – это очень важно для выхода из кризиса.

– Да. Плохого не помнит. Особенно своего.

– Помню эту вашу шутку. Кстати, как вы?

– А! – Я махнул рукой. – А скажите, когда вот так волочится ступня, – привстал, показал, – это что значит?

– Это значит очень много. Опасный алкогольный симптом. Синдром Голицына.

– И… какой путь?

– Путь только один. Бросить пить. Да. Вам не позавидуешь. Обложили со всех сторон.

– Да нет. Я-то еще ничего!

– Ну слава богу, – проговорила она, опуская взгляд.

– Всего вам доброго.

– И вам того же.

…Но где то доброе взять?!

– Настя! Хочу тебя украсть!

– Куда, отец? – Этим она заинтересовалась.

– Главное – откуда!

На Невский она ехать отказалась. Это понятно: там люди нас знали. “Позор!” Но в Елово ее все же увез, и она не отказывалась. Самое лучшее, хоть и немногое, в ее жизни было там.

Дом творчества уже был потерян для нас. Кузя долго сидел там, забаррикадировавшись, словно в доте среди танков, которые так и перли. Однажды вышел, как он признавался, вдохнуть – и грохнулся в обморок. То ли от выхлопных газов, то ли от впечатлений, но как мне доктор сказал, от дистонии или от нервного, а также голодного истощения.

Алла примчалась, простила его – полтора года уже не общались, перетащила на дачу. Там, в сторонке, еще тишина, хотя и там, может, скоро достанут.

А пустой Дом творчества скоро снесут! И пришла гениальная, как всегда у меня, идея! Жору туда привез! Он на одной из наших гулянок сказал мне, что остался как раз без объекта. Потом среди либеральной интеллигенции ходил слух, что я продал Дом своему родственнику за пять миллионов! Пик моего богатства.

А Жора здесь оказался как в рыбе вода! Все кореша его тут – кто старый, кто уже новый!

– Что все тут строят? – Хоть через родственника узнать.

– Не буду тебе рассказывать. Только расстроишься. Вам, вкратце, ничего не светит тут!

Зато в Доме творчества жили теперь как раз водители самосвалов и бульдозеров. Значит, не сразу снесут.

И территория охранялась. Поскольку теперь на ней стояли синенькие жилые вагончики гастарбайтеров и слышалась исключительно гортанная речь.

– Ты знаешь, какое для них самое страшное наказание? – смеялся Жора. – Выходной день!