Платье

Изабель решительным шагом отправляется в клозет и еще более убедительно возвращается – с проспектом в руках. Потом садится напротив мужа с явным намерением сунуть ему его читать.

– Вот видишь, я же знал, что он в сортире, а раз знал, то и читал, это тебе самое прямое тому доказательство.

Все это, разумеется, ложь. Он прекрасно помнит, что, взгромоздившись на трон, швырнул брошюру на кипу старых журналов «Вуаси», решив лучше посмотреть на смартфоне подборку кадров игры теннисистов. Лучшие моменты, когда Ник Кирьос на Открытом чемпионате США отбивает подачу, куда лучше медитативных рецептов монахов из Ла Бурбуля.

Изабель понимает, что в его словах нет ни грамма правды, хотя ей глубоко наплевать – она набрасывается на брошюру и начинает ее громко читать:

– «В этой экодеревне вы будете жить в старинном монастыре, постигая учение Гуру Шанкара Шанкри, всемирно известного специалиста по осознанным медитациям. В ходе различных мастер-классов у вас будет возможность познакомиться с конкретными методиками, которые позволят вам приобрести подлинный опыт трансформации отношений с собой, другими и с окружающим миром. Не говоря уже о радости, которая поселится в вашей душе, когда вы встанете на совместный путь к более глубокой и животворной человечности. Помимо необъятного духовного размаха во время вашего пребывания вы также сможете предпринять холистический подход к вашему существованию, в совершенно новой, жизнеутверждающей манере постигнув работу своего кишечника…»

– Кишечника? – перебивает ее Жан-Пьер. – Что они собрались там делать с моими кишками?

– Сейчас увидишь… «На этих мастер-классах вы восстановите циркуляцию энергий ваших меридианов – благодаря урокам гастрономии, во время которых можно будет самостоятельно претворить в жизнь кулинарные рецепты Гуру Шанкара Шанкри, созданные на основе кардамонового сока, пророщенной пшеницы, ячменя и киноа…»

Изабель поднимает голову и улыбается, будто ища одобрения мужа.

– Классно ты придумала… Десять дней, значит, читать молитвы бок о бок с каким-то пакистанцем и попутно жрать зерно…

– И что ты на это скажешь?

– Я не курица, Изабель, и злаками не питаюсь.

Его отказ признавать родство с отрядом курообразных, можно сказать, совсем не смущает жену, которая тотчас возвращается к чтению:

– «Кроме того, во время пребывания здесь вы сможете воспользоваться случаем восстановить контакт с природой с помощью практик на открытом воздухе. Шанкар Шанкри обучит вас искусству лечения путем нежных объятий с деревьями…»

– Я не курица, Изабель! И не имею ни малейшего желания целоваться с платаном!

– Вместо того чтобы важничать, лучше бы фотографии посмотрел. В Ла Бурбуле есть не только платаны.

Дабы не только проиллюстрировать, но и подкрепить свою аргументацию, она открывает буклет и показывает центральный разворот.

– Ласкаться с тополями я тоже не хочу!

На этот раз она выдавливает из себя улыбку – ни дать, ни взять королева красоты в разгар дефиле. Притворяется (при общении с ним уже не впервые). Так или иначе, ей придется идти до конца. Чтобы потом ни о чем не жалеть. По принципу «а вдруг повезет…».

– А тем, кто приезжает к ним впервые, дополнительно подают зеленый чай. Здорово, правда?

– Прости, но если выбирать между зеленым чаем монастыря в Ла Бурбуле и бодрящим розовым вином Бандоля, я отдаю предпочтение последнему!

Как же он ее достал этим своим «Бандолем»! Только о нем и талдычит.

– Там полно сульфитов.

– Где?

– В твоем розовом бандольском вине! Там полно сульфитов… Но давай больше не будем об этом. Ты в упор отказываешься от перемен, в чем бы они ни заключались.

– Мило…

– Ничего милого в этом нет, просто такова правда.

На этот раз она с трудом сдерживает себя, чтобы не взорваться и не выложить все, что о нем думает. Не сказать, что и он, и его апатия, и безжизненная физиономия у нее уже в печенках сидят. Эта медитативный ретрит ей нужен как воздух!

– Так или иначе, – после секундной паузы заключает она, – если мне захочется отправиться в Ла Бурбуль, я поеду туда без тебя.

В конце концов, перспектива одной, без мужа, поклониться овернскому солнцу ее никоим образом не огорчает. Да и потом, если он поедет с ней, то будет постоянно злиться и ворчать. До такой степени, что оторвется от группы. Сколько лет одно и то же: не добившись, чтобы его выгнали, Жан-Пьер уходит сам. Изменить его, заставить вернуться в мир людей, наверное, не сумел бы даже Шанкар Шанкри. И ей приходится довольствоваться лишь констатацией этого печального факта. Дела обстоят именно так, а не иначе, это надо признать и преодолеть. Неопровержимый парадокс. С возрастом все тяжелее в любви, зато все меньше амбиций.